И неожиданно стало получаться отвлечься.
Она даже в какой-то момент и сама достала из кармана телефон, чтобы сделать несколько снимков на память. А потом, на привале, торопливо переносила на бумагу — снова вооружившись карандашом и скетчбуком, с которыми здесь и не расставалась. В отсутствие материалов для работы с фарфором руки ее совсем не терпели праздности. Но вот пейзаж она делала едва ли не впервые в жизни. Знала, что с ошибками. Знала, что в ее воображении все это несколько иначе, чем выходит на бумаге. И фантастические виды округи смешиваются с придуманными в ее голове. Но это было так удивительно и волшебно — начать замечать хоть что-то вокруг себя. И лица, которые ее окружали, так замечательно вписывались в этот спокойный день, что она, волей-неволей, задумывалась не только о куклах, а о целой инсталляции в этом стиле. Кажется, в ней просыпалась ее бабушка-декоратор.
— А хорошо выходит, ребенок, — услышала она за спиной голос пана Мыколы и обернулась. Он стоял возле нее с чайником и кружкой. — Только я, как обычно, не видал тебя жующей хоть что-то. Здесь аппетит хороший должен быть.
— Чай — буду, — улыбнулась ему в ответ Оля. И за эту улыбку тут же была вознаграждена чашкой душистого травяного чаю. Пан Мыкола поставил его на стол, сколоченный из грубо обработанных досок. Здесь, на лужайке, у леса, под открытым ясным по-весеннему чистым небом, глядя на продолжающих балагурить под гармониста совершенно бестолковых отдыхаек, Оля готова была вечно сидеть. Будто время замерло, будто никакой беды не стало, не надо думать про Марычку, не надо искать, как все исправить. Эти мысли снова явятся ночью, но сейчас она, пусть ненадолго, чувствовала себя свободной от них. И даже свободной от того, чтобы вспоминать о том, что так и не решила, что ей делать с собой и профессией, ставшей как-то враз чужой и ненужной.
— Давно рисуешь? — снова спросил пан Мыкола.
— С детства.
— Покажешь?
Оля, поколебавшись минутку, протянула ему альбом. Он с серьезным видом полистал его, поусмехался себе в усы, а потом совершенно серьезно сказал:
— У нас Говерла завтра. Там еще лучше рисунки получатся.
— Наверх поднимемся?
— А то! Мотай на ус и запоминай, что да как. Года через два сама водить начнешь.
— Я не знаю, где буду через два года.
— Где-то да будешь. Знаешь, как про меня жена говорит? Жизнь — это то, что случается со мной между двумя вершинами.
— А у кого-то — жизнь между чашками чаю! — хохотнула Оля, придвинув к себе свою долю и отхлебнув.
— Вот и решай, что тебе ближе. Горы покорять или, вон, присёрбывать. Допивай и собирайся, дальше пора! — рассмеялся в ответ пан Мыкола. А Оля так и провела остаток своего дня, размышляя о вершинах и чае. А еще о несданных нормативах, где она сама себя подвела. Или подвела кого-то другого. Или придумала себе, что подводит.