Дэн непривычно молчал, иногда кивал, не всегда слыша, о чем говорит Парамонов. И посреди очередного увлекательного рассказа из прошлого очередного деда или прадеда, Денис буквально сорвался с места.
— Мясо гляну, — бросил он и вышел во двор.
Прислонившись к стволу старой, раскидистой липы, под которой был установлен мангал, Басаргин смотрел на искры, весело мерцающие в темноте, и вертел в руках телефон. Не знал, что правильно — позвонить или забить. Забить — не получалось. Забыть — не получалось! Он хотел помнить. И если услышать ее голос, то можно представить, что она рядом.
Дэн достал трубку, нашел номер ее телефона, нажал вызов. И закрыв глаза, слушал разрывающую тишину гудки.
Они раскраивали вечер и не оставляли надежд на то, что могло бы сбыться, случись все по-другому прошлой ночью. Ответь она иначе. Останься он рядом.
Теперь же даже если попытаться — она не берет трубку. Не берет. Не хочет.
Ровно до той секунды, когда он готов сбросить вызов.
И только тогда звучит ее неуверенный голос коротким словом:
— Привет.
— Привет, — проговорил Денис, не открывая глаз. — Отвлекаю?
— Нет… Ты… Все в порядке?
Все зависит от того, что считать порядком. Еще вчера он был уверен, что знает. До тех самых пор, пока все не перевернулось с ног на голову. Или это только он чувствует себя перевернутым. Вывернутым? А на самом деле, ему все померещилось. Глаза, смотревшие на него. Губы, целующие его. Руки, его обнимающие. Не отпускающие. Но он точно чувствовал, помнил. Придумал? Сам? И ничего этого не было. Как поверить, если он чувствует, помнит.
Сейчас, под старой липой, слыша ее негромкий голос — Олю помнит, каждый ее напряженный мускул, каждое движение, каждый вздох.
— Да, — ответил Дэн после долгой паузы. — А ты как?
Теперь молчала она. Молчала так же бесконечно, как длились гудки в телефонной трубке. И если бы не потрескивало ее дыхание, то можно было бы подумать, что и нет никого в этой тишине. Но и оно прервалось, забиваемое сдавленным звуком ее сожаления:
— Нормально. Я хотела тебя набрать, смелости не хватило.
— Да?
— Извиниться. Я… не знаю, как объяснить свое поведение. Я пьяная была и мне ужасно стыдно. Я неуправляемая… я говорила раньше.
И-ди-от!
Чего ждал? Что позовет?
И снова в тишине медленно отсчитывались минуты.
— Да нет, это ты меня прости, — голос Дениса звучал ровно и спокойно. — Я, в отличие от тебя, был трезвый. Надо было понять…
— Перестань… пожалуйста, — а ее голос, не дающий ему договорить, перебивающий, напротив сорвался. — Если бы можно было откатить, и будто ничего не случилось!