Уже гораздо позже, несколько часов спустя, сидя в какой-то гостинице и ожидая, пока проверят его удостоверение, конечно фальшивое, он нервно вертел в руках медальон. И заметил на обороте выгравированное: Fridrich*. То ли гравер был безграмотный, пропустив одну букву. То ли родители шофера — излишне изобретательны. Ведь fridu означало «мир».
Потом про этот медальон он и вовсе позабыл, просто таская его среди прочих своих вещей.
Он стремился стереть из памяти этот день, зная, что невозможно. Вытравить до конца нельзя. Можно только заглушить на время. И это иногда удавалось.
Уже в сорок втором, когда Франция была полностью оккупирована, а он мариновался на юго-востоке, в горах, научился почти с бахвальством рассказывать о том, как попал в Сопротивление и организовал убийство Петера Линке. Маки было все равно, как звали того офицера. Важно было то, что он был птицей высокого полета, оберштурмбаннфюрером СС, действовавшим в Вишистской Франции.
И, уж тем более, им было плевать, что этот любитель египтологии лично застрелил Денизу Гинзбург. Для них она была всего лишь одной из французских евреек, каких расстреляли или вывезли в лагеря тысячи. Кому какое дело до того, что Дениза была женщиной, на которой Ноэль Уилсон собирался жениться, едва заберет ее в Британию, к своей семье. И ему, как и Линке в автомобиле, не хватило мгновения.
Об этом Ноэль никогда не говорил. Но это он помнил всегда.
И еще он навсегда запомнил голубовато-белый налет на земле и пожухлых листьях на следующий день после дождя. Петер был прав — Петер редко ошибался в том, что касалось погоды.
______________________________________
*Верное написание Friedrich
Весна 1945 года
С озера тянуло прохладой. Поеживаясь в стареньком плаще, Грета ускорила шаг под неожиданными порывами ветра, который зло толкал ее в спину, заставляя почти бежать по набережной под старыми каштанами. Когда же ветер затихал на несколько минут, она почти останавливалась, пытаясь оттянуть свое возвращение домой. Как она скажет Рихарду, что ее уволили? Снова не будет денег, которых и без того не хватало. Снова придется что-то продать из бабушкиных вещей, большая часть которых уже была продана за то время, что они жили в Констанце. Если ей повезет, она сможет найти другую работу. Но уже много лет Грета была уверена, что ей больше никогда и ни в чем не повезет.
Она устало зашла в дом, долго возилась с туго завязанным под подбородком узлом косынки, поправила выбившиеся светлые пряди волос, которые ей теперь казались такими же тусклыми, как и она сама, и, наконец, посмотрела на Рихарда, сидящего за столом и жующего ломоть хлеба. Хлеб был очень свежим и крошился на столешницу.