- Вы правы. В День Змеиный все станет на свои места. И мы с вами вернемся к нашей увлекательной беседе о законах жизни и магии. Вам осталось подождать совсем немного.
- Меня не беседы интересуют, а ожерелье роде де Наве, сир! Я буду ждать, но времени все меньше, - Петрунель приподнял полы своего плаща, словно намереваясь уходить, но вдруг остановился. – Позволите на родственных началах дать вам последний совет, Ваше Величество?
- Прошу вас! – скрестил на груди руки король.
- Не влюбляйтесь в нее. Она останется здесь, а вы вернетесь в свой славный двенадцатый век. Нет ничего ужаснее для подданных несчастного влюбленного на престоле.
Петрунель рассмеялся скрежещущим смехом и исчез в темноте.
Мишель устало потер глаза. Встреча с родственниками оказалась весьма утомительной. Он очень надеялся, что таковые будут совсем не частыми. Еще лучше, чтобы они более не повторялись. Он снова лег и почти сразу провалился в тяжелый сон. В его ночных фантазиях переплелась явь его мира и странность мира Мари. Важность возвращения ожерелья в семью де Наве и отвращение к советам Петрунеля.
XI
1185 год, Фенелла
Ноябрьская ночь вступала в свои права рано. Едва сумерки озарили горизонт, землю, траву, листву тронул мороз. И белыми мухами в воздухе кружил пока еще редкий снег. Совсем зима.
Серж Скриб глядел в небо, не в силах понять, чего же он ждет.
Он никогда не умел ждать. Мальчишкой его, второго сына маркиза де Конфьяна, по традиции рода отдали в монастырь. Серж не выдержал там и нескольких месяцев. За что был изгнан из родного дома на долгие годы. И, наверное, все-таки искренно и по-детски наивно ждал прощения своего отца.
Юношей его приютил герцог Робер де Жуайез, один из дальних родственников маркиза, претендовавший на трон Фореблё наравне с королем Мишелем, с которым мальчишкой Серж сражался на деревянных мечах, в то время как их отцы бились на турнирах. Герцог обнаружил в Серже музыкальный талант и тягу к стихосложению. Он же и сделал все для того, чтобы развить эти дарования. Комнатный музыкант, какого не стыдно показать гостям, был нужен герцогу. А с его внешностью и умом – юноша далеко бы пошел. Господин Робер был политиком от Бога. А Серж испытывал благодарность к нему за то немногое, что было ему дано в Жуайезе, не беспокоясь о том, что станется, когда тот решит вывести молодого человека из тени.
А потом в его жизнь вошла Катрин дю Вириль. И все прочее перестало существовать. Какая насмешка – впервые он увидел ее в тот день, когда она стала герцогиней.
Сперва была шутка. Глупая шутка, в которой все же было немало правды. Герцог не представил его своей супруге как родственника. Со слугами он был на равных. И его забавляло то, как она с первого дня решила, что он также всего лишь слуга. Эту роль играть было легко. И так же легко наблюдать, как ее глаза округляются в изумлении, когда он позволял себе очередную вольность. Он забавлялся. Он, черт подери, забавлялся! И сходил с ума от ревности!