Он никогда не отделял себя от России, хоть и родился поляком — считал себя русским. Не заразился от матери неприятием русского. Отчим тут ни при чем. Не он повлиял на убеждения пасынка. Просто Миша вырос среди русских и насквозь пропитался их духом. Придерживайся он иных убеждений, так никогда не избрал бы поприщем для себя службу в полиции. И то, что давеча в разговоре с Иваном Артемовичем у него нечаянно сорвались слова «ваше дворянство», было для него самого неожиданностью. Почему он так сказал? Мысль эта не давала ему покоя, пока он не разрешил ее для себя.
Вот если бы он сам не был родом из польских шляхтичей, а был бы поляком незнатного происхождения, тогда бы он вполне мог произнести «наше русское дворянство», поскольку русским он себя признает. Но не русским дворянином, а просто русским. Так что не случайная оговорка у него получилась.
Делать ему в доме у Захара больше нечего, пора уходить. И чего ж он хотел добиться от валежинского приказчика? Заранее знал, что никаких разоблачительных показаний не получит. Лишь сейчас, собравшись уйти, понял, что привело его в дом сидельца: выяснить, все ли подручные Ивана Артемовича мошенники? Удостоверился: не все. Но легче от этого не стало. Вывод напрашивался даже еще худший, чем если бы было наоборот, Захар оказался бы мошенником под стать своему хозяину. Тогда бы можно было сказать: купцу-вору служат бесчестные люди. От них и призвана полиция очистить общество.
А что может полиция против людей совестливых, порядочных, которые не осознают преступности своих действий? Любые законодатели, любые установления бессильны. Нужно не карать, а исправлять людское мнение. В задачу полиции это не вменяется.
Действительность такова, что место делает человека вором, рассуждал Михаил Павлович. Ни сам он себя, ни другие не считают его злоумышленником. Покарай, осуди Захара, его пожалеют, будут ему сочувствовать. Преудивительная мораль! Куда только нас заведет? В России всегда возникало противоречие между установлениями закона и нравственностью простонародья. С времен Петра Великого предпринимались попытки сверху исправить дикие нравы, но все попытки были обречены на провал, поскольку не находили отклика и поддержки внизу. И потому так легко благие законы каждый раз обращались в свою противоположность — наносили вред, подкрепляя произвол, и без того чинимый властями на местах.
Покидая дом, мимоходом бросил взгляд на кухонную дверь. Старуха, вовсе уж не такая дряхлая и немощная, как ему представлялось, сидя на лавке, чистила картошку, наполняя большой ведерный чугун. Очистку срезала, не экономя, в полпальца толщиной: видно, в стайке водится своя домашняя живность, которой и предназначались отходы. Надо полагать, живность содержится в холе, хозяйство доброе, как у большинства среднего городского ремесленника и торгового люда.