Как русских, так и иноземных гостей, пришедших с литвинским посольством, угощали традиционно щедро и весьма настойчиво. Даже у Андрея, подготовившегося к этому загодя и принявшего заранее специально выделанного угля, да ещё и выпившего за три часа до пира граммов сто крепкого алкоголя, чтобы настроить свой организм, и плотно потом поевшего жирной пищи, к середине пира замутилась голова. Что уж тут говорить обо всех остальных гостях?
Вот стольник-распорядитель взмахнул призывно, и двое дюжих слуг подхватили под руки от стола напротив упавшего в общее блюдо с карасями очередного литвинского шляхтича. «Уморился, сердешный, и это уже, наверное, третий!» – подумал Андрей, наблюдая, как его аккуратно транспортируют «подышать свежим воздухом». А от дальнего конца столов в это время привстали разом двое бригадных ветеранов Варун с Будаем.
«Ага, а ведь это похоже на то, что выводили как раз-таки нашего шляхтича. Вот тебе и раз, а ну как при такой-то его крайней “усталости” с ним теперь разговор не состоится, и где нам его потом искать? Ладно, посмотрим, как получится», – и Андрей «сосредоточился на прослушивании местного фольклора».
Ой да выходил Садко на круты берега,
Да пошёл Садко подле синя моря,
Нашёл он избу великую,
А избу великую, да во всё дерево,
Нашёл он двери, в избу пошёл.
И лежит на лавке царь морской:
«А и гой еси ты, купец – богатый гость!»
Перед гостями играли три деда-гусляра в длинных светлых одеждах, с большими седыми бородами. Мелодия и их голоса перебивались шумом изрядно подвыпившего общества, и они сейчас играли уже больше для себя. Самое популярное сказание здесь было про «Садко», местного героя былин, начинавшего свой путь с гусляра-сказителя, зарабатывавшего этим на жизнь, играя на праздниках. В этой части былины он направился поиграть на гуслях к Ильмень-озеру, дабы отвлечься от печали.
Уже более часа, не прекращаясь, шла эта старинная песнь, и казалось, что деды готовы ещё столько же петь, пересказывая все злоключения и подвиги Садко.
Андрея отвлёк громкий голос, раздавшийся от Большого места:
– Хочу передать сей кубок с вином фряжским в дар славному воинскому начальнику новгородскому Андрею, сыну Ивановичу, в знак своего особого расположения и за большие его ратные заслуги перед Нами! Только вот недавно вернулся он из заморского похода дальнего, где взял крепость наших обидчиков шведов. А до того его люди вместе с союзниками из племени Карелы и Ижоры хорошо проучили набежников, рвавшихся к Ладоге. Здравия тебе, барон русский и Любекский Андрей! Многие лета и славных побед над врагами нашими! – и князь прилюдно отпил из золотого в каменьях кубка, передав его затем главному стольнику. Тот бережно, мелкими шашками, неся перед собой сию драгоценную посудину так, чтобы даже ни капли на пол не пролить, подошёл к отмеченному высочайшим княжьим вниманием и осторожно передал её Сотнику в руки.