Он не обращал на нее внимания.
– Повстанец Прыщ, боглин Крек, Тессен – все считают, что Орли нужно разбить. – Анеас быстро высек искру, которая упала на обгоревшую тряпочку. – Габриэль прав только в том, что мы должны сражаться все вместе или не сражаться вообще.
– Я хочу научиться этому, – сказала Ирина.
Он бросил кусочек горящей ткани в чашечку трубки и затянулся. Прислонился к узловатому дереву и закурил.
Ирина смотрела на долину. Минган стоял на коленях в нескольких шагах. Улыбнулся, когда она взглянула на него.
– Можешь дать мне трубку? – спросила она.
Анеас приподнял бровь, но потом вытер чубук и протянул ей.
– Думаю, ты заслужила.
Она не поручилась бы, что он шутит. Она осторожно затянулась. Все пришедшие из-за Стены курили. Почти все следопыты тоже. В Ливиаполисе не курил никто, кроме одного из магистров академии.
Она попыталась выпустить дым из носа. Дым показался ей сладким и горьким одновременно, она закашлялась. Этим же топориком-трубкой она рубила ветки – казалось, что прошел уже целый год. Она помнила, какой он острый. Разводы на стали походили на узоры на дереве.
Она вернула трубку, вытерев ее. Анеас снова затянулся.
– Почему мы поворачиваем назад? – спросила она.
– У нас закончились почти все припасы. Табак, воск, сахар, мука для галет. И все остальное тоже. У лучников найдется едва ли по десятку хороших стрел. Ты, Полли и Джоан почти голые, нам приходится делиться с вами одеялами, и, честно говоря, Джоан с Полли вообще нечего тут делать.
У Ирины глаза полезли на лоб. Из-за табака, наверное. Полли и Джоан нечего тут делать. А ей?
– Анеас…
Он внимательно глядел на нее. Наверное, они не смотрели друг другу в глаза так долго с того дня, когда она проснулась рядом с баской.
– Орли вложил что-то мне в голову. Ты знаешь, что это? – Голос дрогнул, и она себя за это возненавидела.
– Знаю, – грустно и сочувственно ответил он.
– Все знают?
– Должны.
Она протянула руку, и он отдал ей трубку. Ирина глубоко затянулась и вспомнила о беге на подкашивающихся ногах. О том, как она искала Джоан.
– Как ты думаешь… действия ведь важнее мыслей?
– Пожалуй, да, – с горечью ответил он.
– Я хотела их бросить. Взяла их как… приманку. – Она вернула ему топорик.
Анеас улыбнулся, поднес трубку ко рту, а потом заметил Мингана и протянул трубку ему. Тот жадно затянулся, глядя на горизонт. Ирина заметила, что он немного сгибает ноги, а не стоит прямо, как она.
Столькому нужно научиться…
Она улыбнулась Мингану. Он восхищался ею в открытую, и ей нравилось это восхищение. Оно казалось простым и чистым. И он всегда вел себя с достоинством. И знал архаику.