— А ты беду в радость обрати.
— Да с чего быть ей, радости-то?
— С ума твоего. Ты растолкуй своей беженке: пускай завтра же в район правит, лодки в Мяксу еще ходят. Тут не до гордыни. Беженцы, они люди государственные. Вспомоществование пускай требует. Да и занятие себе пускай присматривает, тоже какие-то крохи перепадут. И станет вас на четверых ребятишек уже двое. Наполовину легче, смекай.
Так за разговорами и к стогам приехали. Да и ехать сегодня было легче: ветер стих, дорога немного закорела, где подсохла, где подмерзла. А в лесу и вовсе хорошо было. Меринок сам, без подсказки, потрусил и лихо подвернул к стогу.
— Тоже знает, где пожевать можно, — не без тайной, видимо, мысли заметила Марьяша.
— Если бы знатье, если бы не сомневаться…
— Тьфу на тебя, недомёку! — рассердилась Марьяша. — Чем понапрасну судачить, давай-ко нагружать. Три ходки Алексеиха велела, ничего, быстро обернемся.
Все же с первым возом они провозились порядочно. Надо было дорогу в жухлом дудочнике обтоптать, надо было вершье снять, надо было и поплакать: стожок-то тот самый, последыш… Три уповода Кузьма его косил, в четвертый дометывал, когда за ним прискакал верховой с повесткой. Посыльному пришлось даже помогать — нельзя же оставлять стог без завершья, пробьет его дождями до земли.
Вторую ходку сделали еще быстрее, а с третьей обернулись прямо на рысях. Случившаяся возле телятника Алексеиха попробовала было попенять за этот поскребыш-возишко, но сама же потом и посмеялась над своим ворчаньем: не починать же, на ночь глядя, новый стог, что подобрали напоследок, то и подобрали.
Усталая, но решительная возвращалась Домна к себе. Подсказка Марьяши не выходила из головы.
Но стоило ей перешагнуть порог, как вся ее решимость вылилась в удивленный вздох:
— Ох-хох-хохоньки!..
Она не узнавала свою избу. Пол был вымыт, кровать в спальной загороде застлана, тряпье рассовано по углам, а вдобавок и печка выбелена. Каким уже образом Марыся нашла мел, спрятанный в кладовке, Домна и спрашивать не стала, а только остолбенело застыла посреди избы. Мало что выбелена печка, так еще и разрисована: на белом поле жгуче-черные цветы проросли.
— Маруся, да что же это такое?
— Кветики.
— Цветы, что ли, такие?
— Ага.
— А черные чего?
— Фарбы иншай… краски не знайшла.
— Да ведь и такой у меня не было.
— Сажей я намалявала. Глины для крепости добавила. Вельми дрэнна?
— Да не то чтобы дрянь…
Домна не находилась, как выразить свое отношение к этим непривычным цветам. Черный цвет ей напоминал о черных бедах. Словно что пророчила беженка…