На этом месте мысли ее оборвались. Она и не заметила, как пробежала четырехверстный волок. Теперь, подумала облегченно, все страшное позади. Дальше начиналось польцо, на котором приткнулись семь толстостенных домов — выселки Верети, уже рядом с ней, за болотом только. Тут издавна существовала небольшая отдельная бригада — не таскаться же им в Вереть. Пилили дрова для всего колхоза, сенокосили по лесам, а больше для себя жили. Пока избишинцы не проложили через болото лежневку, в Выселки было и не добраться.
Близких знакомых у Домны в Выселках не водилось, заходить она ни к кому не стала, лишь покликала:
— Мару-у-уся! Бе-е-еженка!
Ей откликались одни собаки. В двух домах еще посвечивали огоньки, а остальные уже потухли. Голос ее едва ли и слышали за двойными рамами.
Она постояла на выходе из деревни, соображая, что ж дальше делать. С одной стороны, Марыся могла бы и не тащиться лесом по темному времени, остаться здесь ночевать, а с другой, если бы дошла до Выселок, пришла бы и домой… Домна рассудила так и дальше припустила. Три оставшихся при себе снопика придавали ей смелости, спички побрякивали за пазухой, коса позвенькивала о кусты, а в голову вдруг вбилось сомнение: «Какой же, в таком случае, дорогой беженка в Избишино попала?» Ведь если бы она шла из Весьегонска через Вереть, то там и прибилась бы, на худой конец, в Выселках осталась бы. А то прямиком в Избишино — как?.. Деревень других по этому берегу нет, хотя дорог лесовозных — пропасть. А девка не пропала, в Избишине очутилась — как? И тут ее, уже на выходе с лежневки, осенило: ведь сами-то они по летней погоде прямиком к берегу ездят, минуя Вереть и Выселки, — прямо через Бесин увал, по лесной корёге. А в тот день, когда заявилась беженка, той дорогой прошли три колхозные подводы… Как же она сразу не додумалась! Ведь велено было зарезать трех коров и на лодках переправить в Мяксу, — там, мол, есть нечего, а из Череповца к ним большую партию беженцев переправили. Ну да, телеги прошли туда-обратно, подновили корёгу. Марыся по незнанию еще в первый раз попала на нее, запомнила и сейчас туда же пошастала…
Ругая Балабона, который не подсказал Марысе безопасную дорогу, Домна вернулась в Выселки, пробежала еще немного обратно и на раздорожье различила припорошенную снежком колею. В еловый урём колея уходила. Присмотревшись, и вмятины от сапог нашла — туда, по колее, топали сапоги. Ей вдруг стало по-настоящему страшно. Идти прямо волку в зубы? Да что ж она за дура такая!
Домна еще какое-то время постояла на сквозном холодном раздорожье. А когда, в какой момент сдвинулась с места и потряслась в ельник — и сама не могла бы сказать. Очнулась уже в полной темени, под нависшими старыми лапами. Ей сразу же захотелось зажечь один из снопиков, но остановила трезвая мысль: нет, запалит, если уж неминучая придет… Она бежала, стараясь не потерять колею, которая уходила все глубже в лес. Временами ели вовсе смыкались вверху, с лап, когда она задевала их косой, сыпался снег. Сняла и косу с плеча, взяла в руки; ощущение этой защитной тяжести придало ей уверенности. Теперь она неслась вперед и твердила заговорку: