— Здравствуй. Тебя как зовут?
— Оля. У меня насморк. Мама не пустила меня в школу. А вас как зовут?
— Олег Николаевич. Оля, папа дома?
— Он улетел вчера в Ленинград выбивать из киностудии деньги. Я запишу и передам, что вы звонили.
— Спасибо, Оленька. Когда папа обещал вернуться? — Сергееву очень хотелось спросить, когда вчера улетел Зверев, но дочка обязательно расскажет отцу. Как потом смотреть Звереву в глаза?
— Я думаю, что папа вечером уже будет, — рассудительно произнесла девочка. — Он не любит оставлять нас с мамой одних.
— До свидания, Оленька. Обязательно передай папе, что я звонил.
Сергеев прошел в секретариат и стал изучать расписание самолетов. Можно успеть. С пяти до пятнадцати вполне можно успеть в Ленинград и обратно. Надо спросить стюардесс. Хотя, если Дональд позаботится о маскировке, то его, конечно, не опознают. Сергеев отправился к полковнику, по дороге передумал, забежал в кабинет, быстро отстучал на машинке справку с планом мероприятий.
— Оставьте у меня, — дважды перечитав справку, сказал Василий Васильевич, — я поручу проверить. Мероприятия дополните, Олег Николаевич. Попросите ленинградских товарищей установить, в какой гостинице остановился Зверев, если представится возможным, выяснить, где он находился сегодня утром.
— Я уже думал об этом. Бесполезно, Василий Васильевич. Зверев человек аккуратный, он следов не оставит, запасется стопроцентным алиби. Только зря людей гонять будем.
Полковник посмотрел в бесстрастное лицо своего подчиненного, мысленно чертыхнулся, спокойно сказал:
— Прошу выполнить, Олег Николаевич. Поторопитесь. — И добавил неожиданно: — Кажется, в Монте-Карло ездило четверо?
— Хорошо, Василий Васильевич. — Сергеев наклонил голову, он умел это делать особенным образом, стоя очень прямо, наклонить голову и почти коснуться подбородком груди.
Этот кивок всегда раздражал Василия Васильевича, но ведь не сделаешь же человеку замечание только потому, что его манеры тебе не нравятся. Сергеев вышел, Василий Васильевич свободно вздохнул, чуть-чуть развалился в кресле. Чушь какая-то получается: кто должен облегченно вздыхать, закончив разговор? Ведь вот Сергеев абсолютно уверен, что с Ленинградом прав, что проверять Зверева не имеет смысла. Не может допустить возможности своей ошибки, разобрался в человеке до тонкостей за один разговор.
Василий Васильевич, поймав себя на том, что чуть ли не оправдывается перед мальчишкой, рассердился на Сергеева еще больше. За глаза, наверно, стариком называет, считает, что давно на пенсию пора. Думает, ему пора отделом командовать, он бы развернулся. В этот момент Василий Васильевич абсолютно забыл, как в тридцать третьем году в Харькове он со своими сверстниками называл «стариком» тридцатипятилетнего начальника. Они были убеждены, что «старик» перестраховывается, сковывает инициативу молодых.