.
С точки зрения немецкого потребителя, 1940 год представлялся нежданной удачей, неким золотым веком, чего правительство достигло за счет искусственно завышенного курса рейхсмарки во всех оккупированных вермахтом странах. В результате цены там казались для немцев очень невысокими, а поскольку семьи многое не могли купить у себя дома, мужья, отцы и братья принялись сгребать с полок потребительские товары даже в голландских портах, где оставалось еще полным-полно ценностей с довоенных времен. В Нидерландах каждому солдату разрешалось получать из дома до 1000 марок в месяц. По подсчетам немецких чиновников из финансовых структур в Бельгии, только за первый год оккупации дислоцированные в стране военные получили до 34 миллионов марок переводом от родни.
В октябре 1940 г. Герман Геринг выступил в роли радетеля немецкого солдата и потребителя, распорядившись снять ограничения для немцев на покупку «мехов, ювелирных изделий, ковров, шелков и предметов роскоши», для того чтобы уравнять шансы солдат-победителей с возможностями местного гражданского населения. Тогда как на отправку посылок из Германии по-прежнему налагались строгие ограничения, по настоянию Геринга военная почтовая служба обязывалась принимать к отправке в отечество любое количество бандеролей массой до 1 кг. На протяжении года количество посылок в тыл из Франции выросло в пять раз и достигло 3,1 миллиона в месяц. Сверх того Геринг добился для солдат привилегии провозить домой через границу столько предметов, сколько те способны унести, без всякого вмешательства таможенников. Затем последовали долгие споры о том, надо ли запретить солдатам приторачивать их личные грузы к заплечным ремням, если это мешает отдавать честь старшим по званию. В любом случае, какие бы ограничения ни пытались накладывать на багаж, в повседневном обиходе на них не обращали внимания. Крытые перроны Восточного вокзала Парижа кишели ордами немецких солдат, сгибавшихся под тяжестью непомерной ноши – подарков на родину[276].
За исключением наличных, наиболее распространенным средством оплаты служили так называемые имперские кредитные билеты. Хотя использование их частными лицами считалось незаконным, в обращении находилось так много этих бумаг, что даже молодые солдаты вроде Генриха Бёлля без труда во множестве получали их от семей. Рапорты в папках чиновников таможни позволяют приподнять лишь маленький уголок ширмы, за которой разворачивались куда большие по размаху и уровню торговые операции. В 1940–1941 гг., например, группа работников железнодорожной почтовой службы попалась на отправках пустого почтового вагона из Нюрнберга в не столь уж близкий Мец, где он передавался французским коллегам вместе с кредитными билетами стоимостью в десятки тысяч марок. Каждую неделю вагон возвращался из Парижа, набитый «дефицитными товарами вроде кофе, чая, какао, шоколада, бренди, шампанского, вина, спирта, одежды, чулок и прочих вещей». Предприимчивые нюрнбергские почтовики сбывали изрядную часть добра коллегам, фактически наладив небольшую, но вполне работоспособную сеть черного рынка