В действительности женщины, конечно, служили до войны в полиции, к тому же, если не считать 400 000 медсестер Красного Креста, полмиллиона женщин поступили в вермахт, в основном для работы телефонистками и в почтовых структурах после двух или трех месяцев подготовки на курсах в Гисене[293].
Сама мысль о женщинах с оружием в руках, однако, по-прежнему подвергалась анафеме и даже оправдывала самые жесткие меры со стороны немецких солдат в ходе польской кампании. Мужская честь настолько прочно связывалась с военной службой, товариществом и с умением сохранять хладнокровие под огнем, что все «военные невротики», трусы и дезертиры встречали презрение как ненастоящие мужчины, или бабы. Женская честь продолжала измеряться категориями целомудрия и сексуальной разборчивости. В 1943 г. инструктивные материалы имперского Министерства юстиции повторяли основополагающую аксиому: «Немецкие женщины, состоящие в половых связях с военнопленными, предают фронт, наносят огромный ущерб чести нации и порочат репутацию германской женщины за рубежом». Такие довольно разные точки зрения сложились у нацистов на тела мужчин и женщин как носителей чести германского народа[294].
Моральным хранителем национальной чести выступала нацистская партия, и шеф расово-политического управления в августе 1940 г. утверждал:
«Нельзя ни на секунду усомниться, что соображения расовой политики требуют всеми имеющимися средствами бороться с чрезвычайной угрозой осквернения и загрязнения, которую несет с собой это сосредоточение иностранных рабочих… нашей немецкой генеалогии. Чуждое население до недавнего времени было нашим самым злейшим врагом и внутренне остается таким сегодня, и мы не можем и не должны стоять в стороне тем временем, когда они вторгаются в жизненно важное естество нашего народа, оплодотворяют женщин немецкой крови и растлевают нашу молодежь».
Сотрудники гестапо и СД видели местоблюстителями отсутствующих мужей, отцов, братьев и женихов прежде всего себя. Перед лицом наплыва иностранных рабочих гестапо довольно жестко трактовало общий запрет «недозволенных контактов», расследуя специфические нарушения вроде «личных, приятельских/дружеских связей», «дружественного или общительного поведения в отношении поляков» и «помощи полякам». Все это обретало весьма важный смысл для чиновников, зацикленных на понятиях вроде «скользкая дорожка» и «разложение». Подобно тому как, по их мнению, прогулы школьных занятий приводили мальчишек к воровству и другим мелким преступлениям, а девочек – к неразборчивости в связях, венерическим заболеваниям и проституции, так и все социальные контакты с поляками неминуемо заканчивались в постели. При таком пессимистическом взгляде на вещи вмешательство полиции становилось необходимым, причем даже при мелких нарушениях, в целях избежания худшей беды