Освобожденный разум. Как побороть внутреннего критика и повернуться к тому, что действительно важно (Хайес) - страница 60

Перспективный подход содействует также более содержательному и оценочному повествованию о себе, и эту часть трудно посадить на поводок. С ростом способности решать проблемы вербальным путем рождается Внутренний Диктатор, а параллельно – потребность в освобожденном разуме.

Например, по мере создания нами истории о том, кто мы есть, мы начинаем сравнивать себя с другими и с социальными идеалами тех, кем должны быть. Таким образом, печальный побочный эффект тех же когнитивных навыков, что позволяют нам чувствовать себя сознательными человеческими существами, – это самокритичность или чрезмерное стремление к тому, чтобы на нас обращали внимание, чтобы мы были важны или заметны на фоне особенностей собственных историй о себе. Мы начинаем формировать концептуализированное «я», и это воображаемое «я» часто становится иллюзией реального. Мы становимся содержанием наших историй, и Диктатор полностью захватывает власть.

Проблема не в наличии истории о себе; она нужна всем нам. Проблема в растворении в непрерывном повествовании, в слиянии с ним и, как следствие, во всевозможных отклонениях психического здоровья и неудовлетворенности жизнью в целом. Диктатор становится полностью занятым наблюдением за историей и ее защитой, оценивая, живем ли мы в соответствии с ней или верят ли в нее другие.

Есть что-то сладостно-горькое в том, как мы вовлечены в хитросплетения наших умов. Символическое мышление исходит не от дурного импульса. Оно проистекает из нашей глубоко укоренившейся склонности как вида к сотрудничеству, к объединению в группы с другими и к тому, чтобы ладить.

Три фактора, в которых люди особенно хороши и которые резко отличают нас от всех других видов, – это наши когнитивные способности высшего порядка, культура и сотрудничество.

Люди по своей природе склонны к сотрудничеству. Если есть скамейка размером с ребенка, которую два малыша хотят переместить, естественно, один возьмется за один конец, а второй – за другой. Даже наши ближайшие животные родственники – шимпанзе (которые довольно контактны и склонны к взаимодействию… просто не настолько, как мы) – редко демонстрируют подобное. Биологи-эволюционисты утверждают, что мы развили этот импульс, потому что жили небольшими группами, в которых сотрудничество оправдывало себя.

Нормально развивающимся детям небезразличны социальная привязанность и социальное сотрудничество. Человеческие младенцы приходят в жизнь с определенным количеством навыков «теории разума», то есть когнитивных талантов, которые позволяют нам узнавать что-то о том, чего хотят другие, основываясь на наблюдении, а не на том, что говорят. Даже маленькие дети имеют какое-то представление о намерениях других. Например, если взрослый и ребенок, игравшие с игрушками вместе, начинают их убирать и взрослый указывает на игрушку, которая находится вне его досягаемости, но в пределах досягаемости ребенка, то ребенок положит игрушку в коробку, куда убираются игрушки. Если войдет незнакомец и укажет на эту игрушку пальцем, ребенок отдаст ему игрушку. Это показывает, что мы догадываемся, чего хотят другие, и насколько важно для нас угождать другим – просто по своей природе.