Она посмотрела на Арсеньева, и ей стало еще хуже. Он преспокойно спал: усталые веки сомкнуты, грудь равномерно поднимается и опускается, рот чуть приоткрыт.
Пока Туся пыталась сообразить, что же ей делать, подкованные ботинки затопотали совсем близко. И в тот момент, когда она решила, что лучше все-таки разбудить не ко времени разнежившегося Барса, может, сумеет хоть что-нибудь предпринять, в их убежище просунулась лохматая черноволосая голова с длинным горбатым носом и жгуче-черными, чуть навыкате глазами. Немного охрипший, как у всех в этом городе, голос довольно возопил:
— Вот он! И, кажется, неплохо проводит время!
К Тусиному огромному удивлению, Арсеньев даже не потрудился открыть глаза.
— Вы опоздали! — произнес он таким тоном, что с лица горбоносого моментально улетучились последние остатки торжества. — Условленное время истекло пятнадцать минут назад.
— Но Командор! — попробовал подать голос в свое оправдание горбоносый. — Мы договаривались встретиться совсем в другом месте!
— А радиомаяк на что? Или вы до сих пор не научились им пользоваться?
Убедившись, что поспать ему сегодня больше не дадут, Командор открыл глаза и одним по-кошачьи гибким движением выскользнул из убежища. Туся последовала за ним.
Вновь прибывших оказалось пять человек, пять барсов. Все прекрасно экипированы и вооружены. На остатки беспорядочно отступающего подразделения похоже не очень-то. Скорее вышедшая на задание боевая группа. И Арсеньев их командир.
Осмотрев своих бойцов, Арсеньев нахмурился.
— Где Клод? — спросил он сухо.
— Отправился в разведку, — добродушным басом отозвался краснолицый усатый дядька, здоровый и широкий, как застрявший в бывшей Тусиной квартире шкаф.
— Я такого приказа не давал, — в голосе Командора послышались металлические нотки.
— Он получил информацию о том, что легионеры создают еще одну карантинную зону на юге, и решил ее проверить.
— А я думаю, кто-то шепнул ему, что видел там Серого Ферзя!
Краснолицый потупил глаза. Хотя по возрасту он годился Арсеньеву едва не в отцы, Туся могла с уверенностью сказать, что уши под шлемом у него сейчас красные, как у мальчишки, попавшемся на вранье.
Арсеньев покачал головой и еще раз оглядел каждого из своих солдат.
— Это война! — сказал он проникновенно. — Каждый из нас ежедневно теряет здесь кого-то из близких. Но это не повод превращать боевое задание в личную вендетту… Дирижер! — повернулся он к ладному кареглазому юноше с походной рацией через плечо. — Передай в центр рапорт о разжаловании Клода в рядовые, а не одумается, пусть отправляется к такой-то матери обратно в Сорбонну, Нарбонну и оба Гавра! У нас каждый человек на счету, а он пускается в сольные авантюры!