— За этим занятием его и застал граф, протер очки и увидел наконец, что под видом женщины к нему пробрался мужчина!
— Граф носит очки? — спросила я.
— Нет, поэтому он и допустил такую оплошность, — рассмеялась Розамунда, а вслед за ней и я.
В хорошем настроении мы обогнули дом и подошли к черному входу. Когда мы только собрались потревожить спящую над входом магическую кукушку, призванную сообщать хозяевам, что у двери дожидаются визитеры, дверь открылась, и вышла странно одетая хмурая девушка.
Наряд ее выглядел так, словно она не глядя засунула руку в шкаф театрального реквизита, вынула что попало и так же не глядя надела. На дешевую юбку, которую надевали торговки овощами и мясом, чтобы не жалко было пачкать, был нацеплен белый накрахмаленный фартук горничной. Сверху в юбку была вправлена простая по крою, но из баснословно дорогого шелка белая блуза. А на блузу была надета грубая жилетка из сукна, которую носят конторские работницы. Всю эту несуразицу венчал чепец с широкими краями и большими крыльями, какие носили молочницы.
Чернявая девушка с нечесаными распущенными волосами под чепцом хмуро смерила нас взглядом.
— Простите, вы бы не могли позвать экономку Ливию? Скажите, что пришла Розамунда.
— Вы меня не видели, — грубо сказала девушка и ушла, чуть ли не задев гостью плечом.
— Ну и прислуга в этом доме! — неодобрительно сказала Розамунда. — Она первая, кто вылетит отсюда, когда я приступлю к обязанностям. Распоясались!
Подруга осуждающе посмотрела вслед девушке, размашистым шагом удаляющейся по дорожке. А я присмотрелась к ней самой. Но промолчала.
Розамунда потеребила кукушку.
— Передай Ливии, что пришла Розамунда, — повелительным голосом приказала она.
Птичка вспорхнула и улетела искать экономку.
Прошло не больше трех минут, как дверь открылась и на пороге показалась тетушка Ливия, а я в который раз поразилась впечатлению, которое она производила. Я неоднократно встречала экономку в городе, но всякий раз, когда ее упоминали в разговоре, не могла вспомнить, как она выглядит. Только общий вид и одежду — она всегда была в одном и том же строгом сером платье с белым воротником и манжетами, единственным украшением которого служили красивые ятариновые пуговицы, притягивающие взгляд. Может, именно из-за пуговиц, являвшихся единственным ярким пятном в ее облике, я не могла запомнить ее бледное невыразительное лицо с водянистыми голубыми глазами оттенка неба последнего месяца лета.
Ливия не вызывала неприязни, но и симпатии тоже. Она была вежлива, но холодна, а при улыбке губы растягивались, но глаза не улыбались. Она создавала впечатление живой говорящей куклы — без души и содержания. Ее хозяева привезли с собой, она служила еще при жене графа, и вроде бы даже у них были хорошие теплые отношения. Неудивительно тогда, что девочки не захотели с ней расставаться, и граф взял ее с собой.