Три тысячелетия секретных служб мира. Заказчики и исполнители тайных миссий и операций (Роуан) - страница 154

Нельсон использовал свои фрегаты для наблюдения гаваней, где размещались вражеские флотилии. В других случаях — до прославленной Трафальгарской битвы — фрегаты передавали предупредительные сигналы кораблям на военно-морской базе для главной военной флотилии. Английские фрегаты на протяжении длительной борьбы с Французской республикой и Империей играли активную роль в действиях военно-морской разведки и даже секретных служб. Мы увидим, как прославленный британский агент Джон Барнетт использовал блокаду крейсеров, чтобы начать тайное наступление на генерала Бонапарта, искренне надеясь, что молодой военный гений будет уничтожен.

Энергичный, неразборчивый в средствах бритт, он слыл непримиримым врагом Наполеона. Решив, что генерал, вероятно, падок на женщин, Барнетт отправил несколько соблазнительных красоток против того, кого Англия считала самой опасной угрозой мировому спокойствию. Но эта вступительная кампания британского агента не принесла каких-либо результатов. Когда шторм разбросал отрезанную эскадрилью, Бонапарт отплыл из Тулона в свою египетскую экспедицию. Барнетт на борту корабля его величества «Лев» отправился вслед за ним.

Жена молодого гасконского офицера Фуре успешно добралась до Египта на одном из французских кораблей в мужском обличье. Узнав о ее подвиге, Бонапарт решил побеседовать с дамой. Офицерским женам не позволялось сопровождать мужей в их экспедициях, но мадам Фуре — «голубоглазая блондинка Белиль Фуре», которую позже французская республиканская армия с насмешкой окрестила notre souverain de l'Orient (наша восточная владычица) — суждено было доказать, что командующий генерал может допустить исключение.

Это отвлекло внимание Наполеона от его победы над мамлюками, и в изнемогающей от зноя восточной армии можно было наблюдать корсиканца, разъезжавшего в сопровождении жены гасконца. Рядом с каретой скакал рысью красавец адъютант, Эжен де Богарне, приемный сын генерала. Мать Эжена дурачила своего корсиканца, когда он еще был куда менее знаменитым, но более страстным, и не стеснялась выставлять напоказ свою неверность. И вот, наконец, хотя Франция и Египет находились далеко друг от друга, наступил черед генерала. Какой бы плотной ни оказалась британская блокада, ей никогда не удавалось остановить поток сплетен злых парижских языков.

Вскоре с Фуре необходимо было что-то делать. Почему бы не воспользоваться «военной необходимостью» и не призвать его вернуться в Париж? Храбрый солдат, нежно привязанный к своей жене, но в то же время не настолько покорный, чтобы уклониться от строгого кодекса чести, он не мог слишком долго оставаться бездействующим при стремительном восхождении его прелестной жены по общественной лестнице. Когда Бертье, обычно исполнявший все обязанности, сопряженные с положением начальника штаба, сообщил Фуре, что он избран — в знак особого доверия командования — для доставки важных дипломатических депеш из экспедиционного штаба правительству в Париже, офицер с гордостью салютовал, после чего погрузился в тревожные размышления о безопасном путешествии с женой.