Я задумывалась, разумеется. И страшно злилась, что это так.
«Почему?»
«Потому что если, скажем, между «тридцать» и «тридцать три» разницы почти нет, то между «восемнадцать» и «двадцать один» — колоссальная пропасть. К восемнадцати ты едва успеваешь выбраться из-под домашней опеки, а в двадцать один многие уже самостоятельно зарабатывают на жизнь. Снимают квартиры, создают пары, заводят домашних питомцев — уровень ответственности повышается. Понимаю, что в это трудно поверить, но через три года ты будешь рассуждать совсем не так, как сейчас. И я пытаюсь уберечь тебя от ошибки».
Я опустила голову. Я не знала, что ответить. Эндрю вздохнул. Привлек меня к себе, погладил по волосам.
«Попрошу, чтобы тебе постелили в спальне Маргариты, — сказал он. — Не хочу, чтобы ты сегодня ночевала в гостевом домике. Мне кажется, тебе нужно побыть одной. И хорошенько подумать».
Я не стала спорить. А на следующий день Ника в поместье уже не было. Заплаканная Мария сказала, что он уехал еще ночью.
«Сплошное горе с ним, барышня, — вытирая слезы, пожаловалась она, — такой же бешеный, как отец».
«Вы любили его отца?» — вырвалось у меня.
Мария не удивилась вопросу. Просто ответила:
«Любила, барышня. Ох, как любила… Сошлись по молодости, потом его в армию забрали. Я ждала. Пришел — поженились, Никитка родился. А времена тогда сложные настали, денег нет, работы нет… Меня подруга пристроила на рынке торговать. Со временем я с ней начала в Турцию за товаром ездить, подолгу дома не бывала. Муж ревновал — хотя, чем угодно поклянусь, зря. Никиткой совсем не занимался, скинул моим родителям. Я прощала, даже когда он выпивать начал — все ждала, что стерпится-слюбится. Пока он однажды руку на меня не поднял. И вот тут я испугалась — хотя потом, как протрезвел, умолял простить и клялся, что больше никогда… Но я к тому времени поумнела. Поняла, что ничего не изменится. И уехала — чтобы с глаз долой, из сердца вон. Сначала в Турцию, потом сюда перебралась — спасибо леди Маргарите, царство ей небесное. Больше с мужиками всерьез не сходилась, хватило мне одного. Да и Никитка, как подрос, на кавалеров моих крысился. В отца пошел характером. — Мария вздохнула. — И девкам проходу не дает, и подраться — только повод дай… Ох, не надо было его сюда звать, знала ведь, что не ладят они с мистером Кларком… И не позвать не могла, соскучилась ужасно. А что случилось-то, барышня? — спохватилась она, — вы знаете? Никитка ведь толком ничего не сказал. Я, говорит, уезжаю, как на месте буду, позвоню — и только я его и видела».