У Ивана Петровича отлегло от сердца. Сознание доказывало, что сын еще не совсем испортился и есть надежда на исправление, или как говорят, на перевоспитание, а еще точнее — на довоспитание. Думаю, что последний термин придется больше по душе тем людям, которые занимались воспитанием Коли. Ведь все-таки это значит, что они не сидели сложа руки все эти годы и получали зарплату не зря. Они его воспитывали, но увы… Не успели еще воспитать до конца. Не довоспитали. Термин же «перевоспитание» зачеркнул бы всю их работу.
Дальше я воспользуюсь приемом кинематографистов — затемнением или диафрагмой. И вот почему.
Как только отец замахнется, так некоторые читатели, а особенно читательницы, без сомнения, поднимут крик:
— Что он делает! Он калечит душу своего собственного ребенка!
Как будто душа помещается в задней части тела.
Другие читательницы, не без злорадства, немедленно сделают вывод:
— Ага! Следовательно автор рекомендует телесные наказания!
Как будто, показывая, скажем, самоубийцу, автор тем самым рекомендует самоубийства, и есть опасность, что все, прочитавшие книгу, немедленно пойдут топиться или, как в данном случае, схватят провода и начнут лупить детей.
Но безусловно найдутся и такие читатели, которые скажут так:
— Правильно! Это единственно надежный и проверенный способ. Наши отцы и деды были не глупей и не меньше любили своих детей, когда их лупцевали… И ничего. Поколение выросло неплохое. Даже революцию сделали. Недаром говорили в старину: «За одного битого двух небитых дают, да и то не берут». А сейчас? Что это за молодежь? Ни страха, ни совести…
Будут, вероятно, и другие мнения.
Но что я могу сделать? Автор обязан внимательно прислушиваться к мнению всех читателей, независимо от того — хвалят его или ругают. Признаюсь сразу, мне почему-то больше нравится, когда меня хвалят. Но это, видимо, чисто индивидуальное свойство.
Итак, каково бы ни было мнение читателей, я ничего не могу поделать с моими героями. Они поступают, как им заблагорассудится.
Живет человек день, другой, живет неделю, месяц и даже год и не обращает внимания на то, что он живет. И вдруг спохватывается. «Батюшки! Прожил полстолетия и не заметил: скоро конец жизни. А что я сделал? Как жил? Зачем жил?»
И начинает он вспоминать.
Говорят, что в старости люди любят вспоминать, и даже, для назидания потомству, мемуары пишут.
Ну, а если не о чем писать? Если в голове сохранились обрывки отдельных воспоминаний: о денежной реформе, об отмене карточек на продукты, о том, как был получен ордер на ботинки, о первом свидании, о полученной когда-то премии… И все. Остальное исчезло из памяти, как будто ничего и не было.