И сийн-о подхватились куда-то, как всегда, не прощаясь и без объяснений.
– Хоть бы имена назвали! – проворчал он им в спину. – Так и останетесь эльфами, которых не бывает.
Они остановились в сомнении.
– Эл, – неуверенно сказал эльф-отец. – Можешь звать меня так.
И пять фигур растворились в ночи.
– Кое о чем нельзя говорить вслух даже здесь, – вздохнула эльфийка. – Эл – это общее для эльфов имя. Мужской род обозначает.
– Что, и ты останешься только Эль?
– Да, пожалуй, уже можно называться Верблюдихой, – проворчала эльфийка. – Но как-то это мне не глянется… И я вот думаю… пока нет твоих женщин… Санни-эль было бы неплохо – как ты на это смотришь?
Бира Любей, Дребен Хист – и «Эволюция заговоров»
Собрание офицеров оказалось неожиданно многочисленным, даже в просторном шатре целого эпсаара стало тесновато. Бира Любей самодовольно оглядел гудящий кворум. Нет, он отдавал себе отчет, что половина явилась не для серьезных разговоров, а ради дармовой выпивки. Ну и что с того? Для серьезных разговоров есть папа Любей, целый эпсаар, опора и надёжа армии! А офицеры… если явились за выпивкой, то это его офицеры, правильные армейские, а не те ишачьи недоноски, что сгрудились вокруг Хиста! Правильные офицеры понимают друг друга без серьезных разговоров, исключительно за счет общности интересов! Хе! Сколько средств вместе растратили, пропили да и списали? Сколько учений счастливо отмучили, от скольких проверок откупились? Вот то-то же.
Однако и серьезный разговор был необходим. Кое на что требовалось недвусмысленное и твердое согласие. Как, например, на маленький такой дворцовый переворот. Да, дворцовый! Ну и что, что в степи? Если за него голову могут оторвать, то однозначно дворцовый. А Хист, недоносок ишачий, головы в последнее время рвет не задумываясь.
Бира Любей оглядел еще раз свое бравое воинство – и выкинул трусливые мысли из головы. Чтобы с такой поддержкой – и проиграть? Да ни за что! Армия – это моща!
– Господа, мы собрались здесь, чтоб поскорбеть о гибели одного из наших, – печально провозгласил Любей, возвысившись над собранием. – Мой адъютант, мой племянник, мой…
Эпсаар сбился. В узком кругу адъютант назывался исключительно как «мой жополиз», вот это определение чуть по привычке не выскочило в траурной речи. И пусть оно было донельзя верным, но – не к месту. По традиции о погибшем следовало говорить уважительно. А традиция – это такая штука, которую нарушать очень опасно, о чем еще Люмер Царственный предостерегал…
– …мой доверенный офицер скончался поутру, – пробормотал Любей.