— Здравствуйте, — обрадовался я.
— И тебе не хворать, коль не шутишь. Поесть хотел?
Будто только и ожидая моего кивка, домовой вытащил оттуда же, из-под скатерти, тарелку с печеньем и стакан чая. Надо же, вот это сервис! Я благодарно схватил угощение и сел за один из столов. Но Петр не торопился исчезать. Он угрюмо посматривал на скатерть, из-под которой появился, а потом на меня.
Я же тем временем наслаждался гостеприимством домовых, если можно так выразиться. Чай оказался холодным, с какой-то странной пленкой сверху, а печенья черствыми, зубы поломаешь.
— Ты сам пойми, — начал Петр, стараясь не смотреть мне в глаза, — паря ты неплохой. И с высокородным нам подсобил, на место его поставил. Но кто тебя просил стерву эту сюда приволакивать?
— Какую стерву? — я чуть не подавился печеньем. Учитывая степень твердости, данный осколок кондитерского изделия мог с легкостью пробить горло.
— Потапыча, чтоб ему пусто было. Уж как мы радовались, когда он на Горелый Хутор ушел. Тогда и не Горелый вовсе, а Веселый. И что же случилось?
— Что? — у меня похолодело в груди. И вряд ли это было от ледяного чая.
— Сгорел хутор. И люди оттуда ушли. А единственный, кто остался, прохвост этот. Максим… Как тебя по батюшке?
— Олегович.
— Максим Олегович, урезонь ты своего банника. Никакого спасу с ним нет. Уже и к Лизоньке нашей клинья подбивать стал. Та ведь совсем девчонка, ей полтораста годков еще не стукнуло. Урезонь, — почти умолял Петр.
— Постараюсь, — пообещал я, так и не поняв, что именно надо делать.
На выходе из столовой, в один миг позабыв о взаимоотношениях банника и домовых, я почувствовал себя бабочкой, попавшей в сачок. В душе появился страх, как у вора, пойманного на месте преступления.
Повертев головой, я обнаружил причину этих странных эмоций — парочку у нашего флигеля, мужчину и женщину. Первый выглядел откровенно плохо: оборванная одежда, недельная щетина вкупе с длинными сальными волосами, обмотанные тряпками руки. Его спутница казалась более солидной. Костюм в большую клетку, черные лакированные ботинки, открывающие худые икры, короткая мальчишеская стрижка. Создавалось ощущение, что они вовсе не подходили друг другу. Но одно их сближало одно — взгляд. Жесткий, уверенный, от которого хотелось отвернуться.
И еще кое-что. Как только я посмотрел им в глаза, так сразу на плечи будто тяжелый мешок упал. Даже ноги немного подкосились. Но испугало меня не это. А второй раз за день неожиданно появившийся Якут.
— Кузнецов, за мной.
Учитель не посмотрел на парочку, словно она не заслуживала его внимания. И как бы я ни мечтал отмазаться от Якута, которому Четкеров устроил веселую жизнь, находиться рядом с этими товарищами хотелось еще меньше.