Я был преисполнен надежды в тот же вечер испробовать на себе один из «азуров», но Стеметс умерил мой энтузиазм.
– Я считаю, что azurescens слишком сильны для тебя, – сказал он мне, когда мы стояли у костра, который разожгли возле юрты, попивая пиво. Дело в том, что сразу после наступления темноты мы поехали на пляж, чтобы при свете фар поохотиться на моллюсков, и теперь, вернувшись назад, кипятили их в котелке над костром, добавив туда для аромата чеснок. – К тому же «азуры» вызывают один побочный эффект, который многие находят весьма неприятным для себя.
– И какой же?
– Временный паралич, – деловито-будничным тоном ответил он и пояснил, что люди, отведавшие «азуры», на какое-то время впадают в ступор, когда обнаруживают, что не могут управлять своими мышцами. – Это еще туда-сюда, если находишься в безопасном месте, но что, если ты на улице, а погода ветреная, дождливая и к тому же собачий холод? Ты же умрешь от переохлаждения!
Да, незавидная реклама «азурам», особенно учитывая тот факт, что она исходит от человека, открывшего этот вид и давший ему название. Мне как-то вдруг расхотелось пробовать эти грибы.
* * *
За эту неделю я не раз возвращался к одному и тому же вопросу: «Почему, черт возьми, какой-то гриб должен заботиться о производстве химического соединения, оказывающего столь радикальное воздействие на сознание животных, поедающих его? А что значит это соединение для самого гриба и значит ли хоть что-нибудь?» Можно, конечно, придумать квазимистическое объяснение этому явлению, как это сделали Стеметс и Маккенна: оба полагают, что нейрохимия – тот язык, которым природа объясняется с нами, пытаясь с помощью псилоцибина донести до нас что-то важное. Но я такой подход скорее расцениваю как поэтическое тщеславие, нежели как научную теорию.
Лучший ответ на этот вопрос из тех, которые мне удалось получить, дал спустя несколько недель (разумеется, при содействии Пола Стеметса) бывший профессор Колледжа Эвергрин, химик Майкл Бёг. Когда я дозвонился ему домой (он живет неподалеку от каньона Коламбия-Ривер-Гордж, в 160 милях от нашего кемпинга), Бёг сказал, что он ушел в отставку, прекратил преподавательскую деятельность и в последнее время как-то не очень задумывается о псилоцибах, но мой вопрос заинтриговал его.
Я спросил его, есть ли основание верить в то, что псилоцибин действительно является для гриба защитным веществом. Ведь защита от паразитов и болезней – самая распространенная функция так называемых вторичных метаболитов, производимых растениями. Любопытно, но многие растительные яды не убивают хищников, а действуют скорее как психостимуляторы или токсины, вот почему многие из них мы используем для изготовления лекарственных препаратов, вызывающих изменение сознания. Почему все же растения не убивают своих врагов? Возможно, потому, что при сопротивлении этот метод скор, но не столь эффективен, как кажется, тогда как возня с нейромедиаторными сетями хищника может отвлечь или, лучше сказать, может толкнуть его на спонтанные рискованные действия, которые сократят дни его жизни. Подумайте об одурманенном токсинами насекомом, чье неадекватное поведение привлекает к себе внимание голодной птицы!