— Не могу знать, — строго по уставу гаркнул Шматов, но тут же расслабился и уже обычным тоном спросил. — Умываться будешь?
— Давай, — едва не вывихнул челюсть в зевке Дмитрий.
С гигиеническими процедурами в лагере имелись проблемы. Все-таки декабрь он и в Средней Азии декабрь, а потому вода была не просто холодная, а почти ледяная, в чем Дмитрий немедленно убедился.
— Ох ты ж мать… — охнул он, опустив руки в тазик и ополоснув заросшую небольшой бородкой физиономию.
Ощущения оказались просто непередаваемыми, особенно если учесть, что прочим офицерам денщики воду грели. Кто на огне костра, кто на спиртовках из походных наборов. Но, увы и ах, Шматов в число этих добрых волшебников не входил.
— Бриться будешь? — с невинным видом поинтересовался злодей.
— Издеваешься? — вздохнул Будищев, вытирая лицо вафельным полотенцем, которое все почему-то называли турецким.[47]— Почему? — искренне удивился приятель.
— Вода холодная! — попытался объяснить, как ему показалось очевидную вещь, Дмитрий.
— Так я нагрел…
Шеман в отличие от своего подчиненного выглядел почти безупречно. Почти, потому что даже у него форма в условиях похода успела порядком износиться, но при этом его бачки аккуратно подстрижены, а подбородок и нижняя губа тщательно выбриты.
— Наконец-то! — с явным облегчением встретил он прапорщика.
— А что за пожар? — спросил тот, с трудом удержавшись от зевка.
— Нас ждет командующий.
— Нас? — в голосе Будищева прозвучал явный скепсис.
— Представьте себе!
Перед штабом Скобелева, как водится, толпилось много людей, среди которых были офицеры и чиновники, ожидающие распоряжений, коммерсанты, прибывшие в чаянии подрядов и много иной непонятно откуда взявшейся публики, но прежде всего в глаза бросались осетины из личного конвоя Михаила Дмитриевича. Их лохматые папахи и бурки, грозно нахмуренные брови и воинственный вид производили незабываемое впечатление на всех присутствующих.
— Гэнерал вас ждет! — внушительно объявил им носатый урядник, всем своим видом показывая, какой великой чести они удостоились.
В прихожей они, как ни странно, тоже не задержались, а сразу прошли в тесную комнату, почти целиком занятые большим столом. Вокруг этого стола на грубо оструганных скамьях, прикрытых для сбережения начальственных задов чем-то вроде попон, восседали высшие чины экспедиции. Большую часть присутствующих Будищев знал, хотя нельзя сказать чтобы лично. Все-таки прапорщик – невелика птица, тем более недавно произведенный из унтеров. Только лицо молодого полковника Генерального штаба, сидевшего между Петрусевичем