Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями (Лагерлёф) - страница 16

А хуже всего было с едой. Дикие гуси вылавливали для Нильса самые лучшие водоросли и самых больших водяных пауков. Нильс вежливо благодарил гусей, но отведать такое угощение не решался.

Случалось, что Нильсу везло, и в лесу, под сухими листьями, он находил прошлогодние орешки. Сам-то он не мог их разбить. Он бежал к Мартину, закладывал орех ему в клюв, и Мартин с треском раскалывал твёрдую скорлупу. Дома Нильс почти так же колол грецкие орехи. Только закладывал он их не в гусиный клюв, а в дверную щель.

Но орехов было очень мало. Чтобы найти хоть один орешек, Нильсу приходилось целый час бродить по лесу, пробираясь сквозь жёсткую, прошлогоднюю траву, увязая в сыпучей хвое, спотыкаясь о хворостинки.

На каждом шагу его подстерегала опасность.

Однажды на него вдруг напали муравьи. Целые полчища огромных пучеглазых муравьёв окружили его со всех сторон. Они кусали его, обжигали своим ядом, карабкались на него, залезали за шиворот и в рукава.

Нильс отряхивался, отбивался от них руками, топтал ногами, но, пока он справлялся с одним врагом, на него набрасывалось десять новых.

Когда он прибежал к болоту, на котором расположилась для ночёвки стая, гуси даже не сразу узнали его — весь он, от макушки до пяток, был облеплен чёрными муравьями.

— Стой, не шевелись! — закричал Мартин и стал быстро-быстро склёвывать одного муравья за другим.

2

Целую ночь после этого Мартин, как нянька, ухаживал за Нильсом.

От муравьиных укусов лицо, руки и ноги у Нильса стали красные, как свёкла, и покрылись огромными волдырями. Глаза затекли. Тело ныло и горело, точно после ожога.

Мартин собрал большую кучу сухой травы — Нильсу для подстилки, а потом обложил его с ног до головы мокрыми липкими листьями, чтобы оттянуть жар.

Как только листья подсыхали, Мартин осторожно снимал их клювом, окунал в болотную воду и снова прикладывал к больным местам.

К утру Нильсу стало полегче, ему даже удалось повернуться на другой бок.

— Кажется, я уже здоров, — сказал Нильс.

— Какое там здоров! — проворчал Мартин. — Не разберёшь, где у тебя нос, где глаз. Всё распухло. Ты бы сам не поверил, что это ты, если б увидел себя! За один час так растолстел, будто тебя год чистым ячменём откармливали.

Кряхтя и охая, Нильс высвободил из-под мокрых листьев одну руку и распухшими, негнущимися, как чурбачки, пальцами стал ощупывать лицо.

И верно, лицо было точно туго надутый мяч. Нильс с трудом нашёл кончик носа, затерявшийся между вздувшимися щеками.

— Может, надо почаще менять листья? — робко спросил он Мартина. — Как ты думаешь? А? Может, тогда скорее пройдёт?