— Том, я тебе не верю. Во-первых, я помню, какая она была, ну, по переговорам. Ты не смог бы просто с ней договориться, это невозможно. Не было такой цены в тот момент, которую она не заплатила бы, чтобы остаться в живых. Не мог ты ее ничем испугать. А во-вторых, мой-то детектор как раз чувствует, что ты не вполне искренен со мной. Не то чтобы врешь, но темнишь.
— Прости, дорогая Руби, у меня нет для тебя другой правды, — сказал Томас и поцеловал ее. Никакой вины он не чувствовал, скорее, облегчение, что можно больше не врать, поскольку это все равно бесполезно. «Не скажу» — тоже прекрасная защита личной тайны. Руби секунду или две не отвечала на его поцелуй: возможно, надеялась, что он все-таки расскажет. Но потом, видимо, махнула на все рукой.
Корабли обычно относятся к сексу как к возможности что-то понять про людей: вызвать у них реакции, скопировать их, оценить, запомнить, изучить повадки. Ну и доставить удовольствие симпатичным им людям, конечно. Руби относилась к сексу почти как человек: такое ощущение, что она его действительно хотела, а не просто учитывала человеческое желание, которое можно удовлетворить. Она хотела его для себя, будто он давал ей что-то, доставлял удовольствие, и это было очень странно, но, конечно, приятно. Совсем не так, как те немногочисленные эксперименты с кораблями, которые были у Томаса раньше. Он знал, что ее эмоции — всего лишь отражение его собственного состояния, так устроена сексуальность кораблей. Знал, но не узнавал себя в ее чувствах. Как будто Руби была не корабль, а живая женщина. Только лучше, совершеннее.
Позже, когда они лежали рядом, бок о бок, кожа к коже, довольные собой и друг другом, она спросила, водя пальцем по его груди:
— Зачем вступать в близость с кем-то, если не хочешь быть с ним до конца откровенным?
— Это упрек?
— Нет, я просто пытаюсь понять. Ты ведь любишь меня, Томас?
Вообще-то, он до сих пор не думал об этом в таких выражениях. Вот Руби-1 он любил, но это информация бесполезная вообще и крайне вредная в данный момент. А про свои чувства к Руби-2 он ничего внятного сказать не мог. Слишком много всего, крайне противоречивого, было там намешано. Конечно, он был рад тому, что она к нему привязалась и так пеклась о нем, ему льстило ее необычное внимание, и все же… все же они были знакомы меньше месяца. И меньше месяца прошло со дня смерти Руби-1.
— Я влюблен, — нашелся он наконец. — Любовь — это влюбленность, проверенная временем. А времени у нас с тобой было совсем немного. Но оно ведь еще будет, правда?