— Неповторимый вид, Лидия Сергеевна. Просто голова кружится, нереально... А если забраться на высшую точку Чатыр-Дага Эклизи-Бурун — Церковный мыс в переводе... не помню с какого, — то можно увидеть даже Бахчисарай с Симферополем, представляете? Это какая же даль под ногами...
Вдохновленный увиденным, он с выражением процитировал мне сонет Адама Мицкевича, побывавшего в тех местах и бродившего по карстовым воронкам:
Склоняюсь с трепетом к стопам твоей твердыни,
Великий Чатыр-Даг, могучий хан Яйлы...
До туч вознесся ты в лазурные пустыни...
Я слушала его с благосклонным вниманием и даже ни разу не зевнула. Он умел повествовать. На землю давно опустился вечер. Закатилось солнышко за Болгарию, а мы сидели на пустынном пляже и наблюдали за ленивыми волнами, нехотя набегающими на берег.
Есть такая коварная волна «тягун», — инструктировал меня Алик. — Старайтесь даже в легкую качку находиться поближе к берегу. Если, не дай бог, попадете в волну, то любой гребок вперед будет оборачиваться тремя гребками назад. Здесь главное не паниковать и не делать суетливых движений...
— Запомню, — кивнула я.
— А то существует крайне неприятная штука — так называемое апвелинговое течение... Нас недавно угораздило — мы далеко заплыли... Хорошо, катамаран прогулочный проплывал, успели прицепиться. Это, знаете, когда ветер в открытом море сдувает теплый слой воды и приносит к берегу холодные глубинные потоки. Они не просто холодные — они арктически ледяные; ноги сводит моментально. Не успеешь уплыть от течения — пиши пропало, скрутит...
Он как-то неуклюже придвинулся ко мне. Неужто замерз? Портить впечатление от удачно проведенного вечера мне не хотелось. Я поднялась, давая понять, что пора.
— Извини, Алик, уже поздно, я пойду, ладно?
Он шутливо развел руками:
— Конечно, Лидия Сергеевна, спасибо, что посидели со мной. Вы не против, если я еще когда-нибудь случайно пройду мимо?
Я рассмеялась. Паренек был недурен собой. Остроумен, довольно воспитан, с потаенной грустинкой в глазах. К сожалению, он был моложе меня на десять лет и... совершенно не в моем вкусе. Очень жаль. С ним было приятно, но не более того. Не проскакивала искра — хоть ты тресни. А без искры — неинтересно.
— Конечно, Алик! — Я легонько коснулась его понурого плеча. — Будешь мимо идти, забегай обязательно, поболтаем... Не грусти, Алик, — шутливо подергала его за «пионерский галстук». — Ну чего ты приуныл? Мы замечательно проведем время, честное пионерское...
На следующий день в размеренной жизни санаторного пляжа произошли изменения. Появился милицейский «уазик». Завис над обрывом, вылупив ржавый бампер, и полдня проторчал в этой нелепой позе. Два или три раза милиционеры спускались с обрыва и, похлопывая по ляжкам дубинками, угрюмо слонялись по пляжу, таращась на отдыхающих. У невезучих проверяли документы, шевеля губами, по складам читали паспорта, неохотно возвращали. У почтенной семейки из Таштагола документов при себе не оказалось: их не бросили лицом в песок, а снисходительно разрешили сбегать в санаторий, принести.