Кевин предположил, что Себастьян говорит о своих рассыпавшихся в прах мечтах стать художником и о собственных недостатках.
— А ты что? Перестал рисовать?
— Да. Не захотел становиться, как они.
И переехал сюда, подумал Кевин. Выучился на программиста, кончил курс креативного программирования. Работы не нашел или не захотел искать.
— Ты где-нибудь работал после университета?
Себастьян фыркнул и затушил сигарету в блюдце с объедками.
— Работал маляром на стройке. Таскался целыми днями со шлифовальным диском на длинной палке и зачищал стены. Тяжело было, пылища адская, и когда я в половине пятого приходил домой, мне хотелось только лечь на диван и уснуть. Сил не хватало даже принять душ, смыть с себя пыль. Около девяти вечера я просыпался, жевал что-нибудь перед телевизором, а около одиннадцати опять засыпал. В шесть утра вставал — мышцы болят, во рту привкус пыли. Ни черта это все не имело общего с тем, чего мне хотелось. Нет, нельзя откладывать мечты на потом.
Поэтому ты сидишь здесь, подумал Кевин. Реализуешь себя, осуществляешь свои мечты.
Себастьян встал и перегнулся через компьютер. Диалоговое окно сообщило, что компьютеры подключены друг к другу.
— Придется подождать, — сказал он, стоя спиной к Кевину. — Ты еще что-то хотел?
Кевин затушил сигарету о ту же тарелку, что и Себастьян.
— Ну, может, повспоминать прошлое. Мы же часто виделись, когда я был маленьким. Ты был классный, хорошо ко мне относился.
— Помнишь, как мы однажды ночевали в палатке на Гринде? — Себастьян так и стоял над компьютером, спиной к Кевину.
Наверное, он говорил о том лете, когда дядя совершил насилие.
Да, да. Лето имени Паненки. Еще в нем были Вера и Себастьян.
Себастьян снова сел на матрас.
— Ты захотел спать у меня в палатке. Помнишь?
— Ну… Не очень.
— А помнишь, как ты наутро ответил своему отцу?
— Нет.
Теперь Себастьян смотрел на него в упор. Он немного улыбался краем рта, и Кевин узнал прежнего Себастьяна. Но глаза стали другие.
— Отец спросил тебя, как спалось, и ты сказал, что я всю ночь лез обниматься.
Кевин похолодел.
— Ты что, смеешься?
Себастьян затряс головой.
— Если бы. Тебе десять лет. Мне — двадцать три. Знал бы ты, какая жизнь у меня потом началась. Ты, конечно, не помнишь, но я довольно часто вспоминаю тот день.
Почему, почему все молчали, подумал Кевин. Даже Вера.
Какое-то время он раздумывал, могло такое произойти или нет, но потом выбросил эту мысль из головы. Если бы Себастьян что-нибудь с ним сделал, он бы помнил.
— Почему ты сейчас об этом заговорил?
— Потому что, когда я думаю о тебе, я всегда вспоминаю именно тот случай. Но теперь я знаю, что тебе никто ничего не рассказывал. Наверное, твой папа и Вера забыли тебе сказать, что иногда ты бывал истинным засранцем.