— Вова, вот только не надо накручивать! Валим отсюда, а то от этой дохлятины меня уже воротит! — поторопил Сова.
Стряхнув грязь с туфель, они выбрались на дорожку и столкнулись с Рэмбо. Тот, поставив машину в гараж, подобрал шест и сшибал с деревьев последние яблоки.
— Кончай фигней заниматься, двигай за нами! — позвал Сова.
— Чо, третий нужен? Так я за рулем! — гоготнул Рэмбо.
— Я те щас порулю!
— Да ты чо, Сова, приколов не просекаешь?
— Заткнись!
— Кончай, Сова, ты чо как с цепи сорвался? Случилось что?
— Тузик с Шариком подохли, а ты на троих! — буркнул Стрельцов.
— Сдохли?! Как? От чего? — растерялся Рэмбо и изменился в лице.
— А так! Кончай базар, пошли к шефу! — прикрикнул Сова и направился к дому.
Они вошли в холл, сняли плащи, протиснулись в гостиную и застыли у порога. В ней царил благостный покой. В углу неторопливо отсчитывали секунды и минуты напольные часы. В камине весело потрескивали поленья. Трепетные языки пламени причудливыми бликами отражались в зеркалах и на створках бара. Раздольнов дремал в кресле у камина. Сова, помявшись, направился к нему. Виктория, готовившая кофе, выглянула из-за стойки бара, вопросительно посмотрела на Сову, на переминавшихся с ноги на ногу Стрельцова и Рэмбо, и в ее больших темно-зеленых глазах вспыхнули тревожные огоньки. Тяжелая поступь Совы заставила встрепенуться Раздольнова. Он приоткрыл глаза, на его лице появилась недовольная гримаса, буркнул:
— Покоя от вас нет. Так, что там с псами?
— Подохли, Николай Павлович, — доложил Сова.
— С чего это?
— Похоже, чем-то отравились!
На это тревожное сообщение Раздольнов отреагировал со странным безразличием. Вяло пожевав губами, он устало произнес:
— Поминки по ним устраивать не будем. Ищи новых, говорят у Дени настоящие волкодавы.
— Хорошо, Николай Павлович, сегодня-завтра решим, — заверил Сова и поинтересовался: — А как быть с садовником?
— Потом, сейчас не до него.
— Так он уже второй день не появляется.
— Все, все, Сова! Иди, мне сейчас не до садовника! — отмахнулся Раздольнов.
Охрана покинула гостиную. Стрельцов и Сова поднялись к себе в комнаты, а Рэмбо возвратился в гараж. Виктория подала Раздольнову чашку кофе. Он сделал глоток, другой и обратил взгляд на камин. Завораживающая игра пламени снова погрузила его в дрему, и в сумерках памяти, как кадры из старого кино, возникали и исчезали позабытые образы. В хаотичном калейдоскопе событий и лиц она выхватила и остановилась на эпизоде трехлетней давности…
На дворе стоял промозглый, сумасшедший декабрь девяносто первого. В одночасье и бесповоротно рухнуло то, что казалось вечным и незыблемым — власть КПСС и государство СССР. Вчерашние вельможные властелины партийных кабинетов и недоступных секретарш на глазах превратились в старых, склочных, с кучей болезней, никчемных гномов. Новые хозяева жизни: бывшие комсомольские вожаки с ухватками рыночных наперсточников, прожженные в партийном горниле инструкторов обкомов и райкомов с манерами сочинских «катал», доктора и кандидаты наук «вечно живого» научного коммунизма, вбивавшие в головы беспартийной массе «двенадцать заповедей марксизма», после августа 1991 года, не моргнув глазом, предали анафеме далеко не святую троицу — Маркса, Энгельса, Ленина, и, вырядившись в одежды демократов, принялись возводить на развалинах социализма экономический фундамент своего будущего могущества.