На второй день Сове с помощью Сафы удалось выйти на след того, кто, мог иметь отношение к ограблению транспорта «Урал-Грейта». Им оказался местный «бригадир» Носорог, бомбивший со своей бандой транзитные фуры и перегонщиков камазов из Набережных Челнов. Отыскать его было не сложно, он постоянно болтался в местном ночном клубе «Фараон». Оторвавшись от казанских «торпед», висевших на хвосте, Сова, Рэмбо и Галлиев заманили Носорога в машину, вывезли за город, в лес и принялись его прессовать. Он оказался на редкость упертым, все отрицал и ушел в глухой отказ.
В конце концов, у Рэмбо лопнуло терпение. Он полоснул ножом по уху Носорога, из раны брызнула кровь и алыми пятнами окрасила снег, ботинок и джинсы Галлиева. Тот, выругавшись, со всего маха пнул Носорога. Тело «бригадира» взлетело в воздух и шмякнулось тряпичной куклой перед ногами Совы. Он отступил назад, чтобы не испачкаться в крови, и ненавидящим взглядом сверлил воющего от боли Носорога. Его упрямство могло дорого обойтись залетной «екатеринбургской бригаде». Ее гастроли по чужой территории уже вызвали серьезный напряг со «смотрящими» из Казани и Нижнего Новгорода. «Казанцы» забили «стрелку» залетным «екатеринбургским», она закончилась «распальцовкой», взаимными угрозами, но дальше этого пока не пошло. Сова иллюзий на сей счет не питал и отдавал себе отчет, что продолжать и дальше «шуровать» под их носом в «устоявшемся марийском криминальном болоте» становилось все более рискованно.
Казанские «торпеды» дышали в спину, в любой момент могли нарисоваться и спросить с чужаков по полной программе за беспредел, творимый на их территории. Время работало против Совы, Рэмбо и Галлиева, они торопились расколоть Носорога, но он упорно молчал. Рэмбо снова принялся ковыряться ножом в его теле. У Носорога уже не оставалось сил сопротивляться и переносить боль, с искусанных губ срывались мучительные стоны. Сова махнул Рэмбо; тот убрал нож, достал сигарету, закурил и, выпустив замысловатое кольцо дыма, процедил:
— Н-у ч-о, партизан, колоться будешь?
Носорог пытался что-то произнести, но захлебнулся в крови и зашелся в кашле.
— Вил, подними ему башку, а то сдохнет! — приказал Сова.
Галлиев подгреб снег под голову Носорога и отступил в сторону:
— Пи-ть, — еле слышно прошелестело в воздухе.
— Пусть кровь свою хлебает, падла! — прорычал Рэмбо.
— Пи-ть, — просипел Носорог.
Сова выплюнул сигарету и, подавшись к нему, в который уже раз повторил:
— Ну, так чо, партизан, базар будет?
Гримаса исказила лицо Носорога, и с разбитых губ сорвалось: