Отец на это озадаченно и скорбно качал головой:
— Ну если так смотреть… в общем… да не взирая на частности… То вообще теряется весь смысл жизни. Но и так жить плохо, как сейчас, нельзя. Что, опасаясь нарисованных тобой страхов — затаиться, как улитка в ракушке? А потом проклинать свою нерешительность?
— С моими знаниями ни вы, ни я с Настей, уже не будете жить как прежде. Да и некоторые умения я сумел рассмотреть в той, прожитой жизни. Уверен, они и мне, и всем нам очень помогут. То есть, и многим вокруг — будет хорошо. А вот за остальных — не поручусь. Здесь уже придётся рвать все жилы, чтобы помочь, изменить, улучшить, очистить и… прочее, прочее, прочее. А что для этого надо? Сильная воля, крепкая поддержка друзей, меньше вопросов, больше доверия и максимальная решительность при решении деликатных вопросов. То есть главных предателей, уголовных авторитетов и наибольших сволочей надо просто уничтожать, а не заниматься их перевоспитанием. Чаше всего, даже не доводя дело до судов или следствия.
— Э-э-э… жестоко получается, — скривился полковник в отставке. — На войне вон, сколько крови пролили, и опять убивать? Да ещё своих? Не много ли? И так некоторые говорят о страшной цифре в двадцать миллионов…
— Почти тридцать миллионов жертв только в нашей стране! — перебил парень отца и печально вздохнул.
— Не может быть! — ужаснулся фронтовик.
— Увы! Может. Потому что бывшие комиссары и политруки массу страшных фактов скрывают, если в этом их огромная вина. Да и до сих пор продолжают уничтожать невинных людей, гноят их в лагерях, просто убивают во время арестов. И только за то, что кто-то пытается сказать правду, добиться справедливости, или попросту встать на защиту честных людей. Или ты станешь отрицать творящийся и сейчас геноцид против недовольных?
Отец промолчал, понурив голову и не смея оспорить прозвучавшие слова. А сын продолжал, уже несколько сбавив напор:
— Вот и получается, что больше убивать никто не хочет. Устали. Недооценили внутреннего врага. Понадеялись на свою неприкосновенность. Там промолчали, тут ушли в сторону, ещё где-то побоялись связываться с НКВД и зажиревшими в тылу политруками и… История так и покатилась по прежнему руслу.
Помолчав, поворочав свои тяжёлые мысли, Фёдор Павлович всё-таки поднял решительно голову, расправил плечи, и начал задавать наводящие вопросы:
— А что значит «меньше вопросов и больше доверия»?
— Ну вот к примеру: я дам список тех «малин», на которых хранятся вещи ограбленных и убитых граждан. После чего надо будет без неуместных вопросов «откуда знаешь?», «кто докажет?», «что за провокация?» — идти арестовывать или убивать бандитов на месте. Хотя бы этих уголовных тварей надо уничтожить как можно скорей. Не говоря уже о списке явных предателей и расхитителей в государственном масштабе.