Мэйт поднялся и подошел к окну. Он чувствовал внимательный, цепкий взгляд, но старался дышать ровно, чтобы снова не выдать себя. А ведь и вправду он иногда трогает мочку уха, когда переживает. Мэйсе! Глупая привычка едва не уничтожила весь грандиозный план побега.
В голубом небе белыми лодочками плыли мелкие облака; легкий ветерок разносил запах пихты по Янтарному острову; улицы заполняли звуки звона копыт, скрипа колес и ворчливых криков. Стражники на стене загасили фонари и перестали походить на призраков.
— Ты точно не болен? — спросил отец.
— Нет, но что-то спалось не очень, — демонстративно зевнул Габриэль.
— А почему без подушки?
— О… — замялся Габриэль. — Она стала слишком жесткой, — сказал он первое, что пришло на ум.
— Попрошу слуг ее поменять.
— Не утруждай себя, — с долей раздражения произнес Габриэль.
Послышался шелест платья. Ладонь мэнжа, теплая и влажная, легла на лоб Габриэля.
— Думаю, стоит показаться лекарю.
— Хорошо, — согласился мэйт.
— Боги, как ты похож на мать, — прошептал отец, убирая ладонь со лба сына.
— Наверное, это из-за волос, — решил поддержать беседу Габриэль. — Они тоже черные и густые.
— Да, — печально вздохнул Аладар. — Жаль, что ты так мало ее знал.
Габриэль молча покивал, до сих пор не разгадав причину утреннего визита отца. К чему это беспокойство? Разговоры о матери? Что, в конце концов, мэнж прячет за хитрыми улыбками? Визит слишком внезапный, не верится в его бесцельность. Но спрашивать напрямую рискованно и неуважительно.
Зашуршало отцовское платье. Мэнж отошел от окна. Габриэль повернулся: отец стоял у картины, у великолепной карты-картины Андрии, и разглядывал ее не без восхищения.
— Хм, а жрица Тиррацеи была права, — вдруг сказал отец, касаясь кончиками пальцев разноцветного полотна.
— Жрица Тиррацеи? — не понял Габриэль.
— Да, — задумчиво сказал Аладар, продолжая разглядывать карту. — Помнишь, ты спрашивал меня, почему носишь неостровное имя?
— Конечно. Так звали безда… человека, который тебя спас. Там, в Мирацилле. И я надеюсь, что ношу это имя с честью. — Габриэль ухмыльнулся. — Хотя в детстве мне за него доставалось. Но я не понимаю, при чем тут жрица?
— Когда ты родился, она сказала, что чужое имя наложит отпечаток на твою судьбу. Тебя будет тянуть в Грэйтлэнд. Землю… бездарей.
Мэйту показалось, что на него набросили сеть. Крепкую, тяжелую, будто из цепей. Кошка, похоже, вдоволь наигралась с мышкой. Пришло время жестокой трапезы. Неужели отец узнал о побеге? Но как? Сциники? Одежда, выстиранная в аннам-траве? Тайная магия? Тревожные мысли закружились в голове, как щепки в водовороте. И ни одной спасительной!