Увы, это было не проявление божественной силы, а всего лишь мощные руки Грома. Бородатый спаситель, держащий мэйта на руках, словно нежную деву, хмыкнул в свои густые темные усы.
— На моей памяти ты срываешься с толстобрюхого дерева уже в третий раз.
— Скажу по секрету, срывов было больше. Намного больше.
— М-да, — с огорчением произнес Гром. — Не-до-гля-дел.
— Ты не устал? — раздраженно спросил Габриэль, безуспешно пытаясь выкрутиться из заботливых рук.
— Нет.
— А ну отпусти меня немедленно!
— И это все? А где благодарность? Ты едва не разбился.
— Потом как-нибудь.
Из окна третьего этажа, похихикивая, выглядывали двое стражников — чернобородых, как Гром. Через звитту между ними протиснулся третий — круглолицый, с рыжеватой щетиной на щеках.
— Гром, мэйту не пристало, чтобы его носили на руках, словно бабу.
— Мэйту не пристало бегать в ночной рубахе средь бела дня, — улыбнулся Гром.
— Отпусти меня, — жалостливо прошептал Габриэль.
— Не могу. В последний раз, когда ты меня об этом попросил, потерялся в шахтах.
— Ну хотя бы поставь на ноги. Я тебе приказываю как мэйт Семи островов!
— Не могу. Выполняю приказ твоего отца, а он…
— Я знаю, что он приказал! — зашипел Габриэль. — Не позорь меня.
С дерева сорвался лист и, покачиваясь в воздухе, полетел в сторону дворца.
— Ладно уж, — сжалился Гром и, поставив мэйта, вытащил из его волос несколько листьев.
— Прошу, дай мне сбежать, — заглядывая в глаза Грома, попросил Габриэль.
— Не-а, — покачал головой Гром. — И даже не пытайся. Ты меня знаешь.
— Ага, — кивнул Габриэль и, пригнувшись, метнулся прочь от Грома.
Однако здоровяк Гром лишь казался неповоротливым. Габриэль не успел преодолеть и двух шагов, как сильная ладонь схватила его за рубаху, которая натянулась, треща по швам. Шею обожгло, тело понесло назад. Оставалась последняя надежда уйти от Грома. Последняя надежда исполнить мечту.
Габриэль со всей мочи ударил кулаком назад, надеясь попасть в пах. Удар достиг цели, но хватка ничуть не ослабла. Гром подтянул Габриэля к себе, больно выкручивая ему руку. Из дворца уже выходил отец, с севера и с юга бежали стражники.
Габриэль прикрыл глаза, слушая, как бьется сердце… Все было кончено. То, что он отчаянно сопротивлялся до последнего, желая исполнить мечту, почему-то нисколько не успокаивало.