Мне, довольно сносно разбирающейся в психологии, много раз помогавшей людям справиться с непростой житейской задачей, предстоит самой выбираться, выплывать, устоять на ногах, остаться жить и за себя и за Гену.
В обречении жить полноценно, чтоб не стать обузой для детей, я лихорадочно стала восстанавливать себя. Мне нельзя сейчас уходить. Я не хочу так рано обрушивать на них второе горе. Муж не любил, когда я плакала и предавалась унынию. И я обещаю ему держаться.
Психолог, кардиолог, капельницы и весь набор экстренных средств… Я про это рассказывать не буду. Скорее всего, что это надолго.
Я не пренебрегаю ничьей помощью. Лишь бы на пользу пошло. Моя приятельница и бывшая коллега, тоже психолог, много лет является хозяйкой конного двора. Иппотерапией занимается. Мы с ней сотрудничаем на этой почве. Чего и кого ей приходится видеть каждый день, не описать. Тут одновременно нужны и железные нервы и нежная душа и доброе сердце. Так вот, когда в очередной раз я позвонила ей с плачем и стонами, она, как всегда, успокаивать меня не стала, а дослушала до конца мою истерику и предложила все эти эмоции описать. Хотя бы для того, чтоб лишний раз не напрягать людей своими рассказами о том, как тяжело стало жить.
Аргумент у нее был убойный. Ставят же люди над собой эксперименты – врачи, испытатели, химики, физики – чтоб описать их, что называется, изнутри. Сначала мысль показалась мне дикой по своей крамольности. Но мы знакомы не один десяток лет. Соли съедено не один пуд. В конце концов, со стороны видней. Я ее послушала. Писать – это моя стихия.
Я решила, что напишу книгу в реальном масштабе времени, ради памяти для тех, кому все-таки выпадет судьба остаться одному. Я знаю, что читательская реакция будет неоднозначной. Но тем, кто столкнулся с таким горем, даже если это будет один-единственный человек, книга может помочь, как помогли мне друзья и просто знакомые, прошедшие через этот ад.
* * *
Через четыре дня будет восемь месяцев, как я овдовела. Такое странное чувство, как будто миновал целый век. Жизнь резко ушла в другую парадигму. С высоты своих 68 лет я совсем по-другому взглянула на окружающий мир. Как однажды сказала моя коллега: «Что могло случиться уже случилось». Можно сколько угодно размышлять по этому поводу. У каждого появляется своя степень отрешенности, огрубелости, как говорила моя мама, какая-то доля цинизма, какого-то уровня отчужденности и равнодушия. Это защитная реакция организма. Говорят, что это проходит. Не знаю. Но то, что так бывает практически с каждым, позволяет не испытывать угрызения совести по поводу такого своего состояния.