Восстановишься, восстановишься, никуда не денешься, не дёргайся. Скажи-ка лучше, где ты своего "рубаку" потеряла. А что тут знать, я же не слепой. В офицерскую школу взяли? Кретины! Разбить "клинковую пару"! Офицеров хоть жопой жуй, а они… хреново, курсант. Хреново. Ладно, попробуем компенсировать. Ты ведь обоерукая? А двумя клинками работать не пробовала? Ясно, пошли, посмотрим, что у нас есть.
И жизнь превратилась в ад.
Боязнь не справиться и вылезшая из подсознания неуверенность в себе обеспечили всё, что смогли: глупейшие ошибки; прорывающееся всё чаще раздражение по пустякам; отсутствие аппетита; бессонницу. Лану мучили кошмары, она отчаянно не высыпалась. Попытки поправить дело дополнительными тренировками ничего не дали: уставала она до того, что ноги подкашивались, но сон не шёл. А когда приходил…
К концу третьей недели Лана вымоталась до предела, и ей уже было абсолютно всё равно, кто вошел в фехтовальный зал, в котором она сидела, уткнувшись лицом в колени и бессильно уронив руки. До отбоя оставалось около часа и следовало, по идее, использовать время и пространство для отработки навыков владения двумя клинками, но силы уже окончательно покинули ее.
— Так я и думал, — укоризненно произнес знакомый голос, и Лана, подняв голову, увидела перед собой Хесуса Вилью.
Черноволосый, смуглый в красноту обладатель медального профиля вроде бы подбивал к ней клинья. Вроде бы — потому что в отличие от завсегдатаев "Белого котёнка" и, скажем, того же покойного Проныры и доброго десятка здешних красавцев, действовал не напролом. Описываемые им деликатные круги сужались очень медленно, и Лана уже отчаялась понять, чего ему, собственно, от неё надо.
Присев на корточки, одногруппник, с явным неодобрением покачивая головой, расстегнул утяжеляющий браслет сначала на левой руке, потом на правой. Вздохнул, подхватил Лану под мышки и прислонил к стене. Обнял, бережно прижимая к себе.
— Загонишь ты себя, — серьёзно, как ставящий диагноз врач, произнес он. — Тренируешься как проклятая, не спишь… нельзя так. Сдохнешь же, дурочка!
И Лана вдруг разревелась, уткнувшись в так вовремя оказавшееся поблизости плечо. С детства не приученная ныть по поводу жизненных трудностей, она и теперь не жаловалась. Просто плакала.
А потом дружеские объятия стали недвусмысленно настойчивыми… губы, шепчущее какую-то утешительную чепуху, всё чаще начали задевать ухо… стена за спиной пришлась как нельзя более кстати, потому что ноги вдруг перестали держать девушку…
Больше у неё проблем со сном не было.
— Раз!..