— Одного только я не возьму в толк, джи Дитц! — пьяная развязность повеселевшего папаши Кронберга была омерзительна. — На кой вам никчема? Работница из нее никакая, подворовывает, опять же… или решили сорвать цветочек? Так вы, хе-хе, опоздали! Парни её уже откупорили, говорят — бревно бревном! Надо было, конечно, сказать об этом раньше… но вы, уж извините, и полсотни бы тогда не заплатили!
— Вон. Из. Моего. Дома, — медленно, раздельно, как читающему по губам глухому, произнес Конрад. — Вон!!! И если вы или любой из ваших недоносков ещё хоть раз окажетесь на моей земле или хоть пальцем тронете мою собственность, я буду стрелять. Сразу. На поражение. Вам ясно?!
Мирно висевшая до сих пор на плече Берта материализовалась в лапищах сержанта, глаз её дула и не думал подмигивать, и Кристоф Кронберг попятился, на ходу запихивая пацана себе за спину. Что ж, очко в его пользу, дочь продал — так хоть о сыне заботится.
— Брысь! — заорал Конрад. Это было оскорбление, смертельное оскорбление, но сил сдерживаться уже не осталось. — Брысь!!!
Когда скрип и скрежет древнего рыдвана затих вдали, сержант Дитц позволил себе немного расслабиться и даже тяпнуть пару пальцев забористого самогона. Цветочек?! Сорвать?!! Ну-ну…
Распахнув дверь в спальню, Конрад застыл на пороге.
Девчонка лежала на спине, крепко зажмурившись, закусив нижнюю губу и сжав кулачки. Худые как палки ножки были широко раздвинуты. Дьявольщина, она же все слышала!
— Умница, — произнес Конрад, заставляя себя говорить спокойно и деловито. — Так и лежи, сейчас посмотрим твои болячки.
Взяв с подоконника приготовленные медикаменты, он присел на краешек массивной кровати и занялся тем, чем давно следовало.
— Не бойся меня, хорошо? Сейчас я приложу ухо к твоей груди, мне надо прослушать сердце и легкие. Знаешь, как бывает? Снаружи ничего страшного, а внутри сплошные неприятности.
Так, сердце частит (надо думать, с перепугу), но бьётся ровно. Хрипов и бульканья не слышно. Уже легче. И кулачки разжались. Самое время проверить руки. Маленькие ладошки не по-детски жёсткие от ежедневной тяжелой работы, предплечья, помимо синяков, покрывают царапины, ожоги и мелкие шрамы. Но кости целы и суставы не воспалены.
— Теперь ноги… не дрожи, я только пощупаю, надо же проверить…
Проклятье! Ах ты, гнида, погань, ничтожество! Вот они, ссадины на внутренней стороне бедер! Не соврал, гад… уж лучше бы соврал… Himmel Arsch und Zwirn!!![2] Разве можно — так?! Братья защищать должны сестёр, защищать!!!
Выполнение именно этого правила привело когда-то Конрада в Легион. Еле успел подписать контракт, прямо из-под носа преследователей выскользнул, теряя клочья шкуры…