– Привыкайте, дружище.
Молодой узбек, почему-то в украинской вышиванке под льняным пиджаком, подскочил, затараторил:
– Товарищ Аждахов, приветствую! Как доехали? А мы уж вас заждались, у Герасимова такие новости, удивитесь! Ну, пойдёмте же скорей, авто ждёт.
Погрузились в открытый «паккард», запылённый, огромный, в пятнах ржавчины на зелёной шкуре. Конвойные примостились на откидных сидениях и вновь задремали. Комиссар ахал, таращась на голубые купола, на улицы, заполненные вперемешку полуторками, мотоциклистами, ишаками и скрипучими арбами; сопровождающий продолжал тараторить, не давая приезжим и слово вставить:
– Такое творится, вы не представляете! Как вашу записку, товарищ Аждахов, прочли в Москве, так завертелось, что ни день – циркуляр телеграфом, а то и лично снисходят, самолётом! Экспедиция товарища Кары-Ниязова уже неделю здесь, поначалу взялись за могилы сыновей Улугбека, потом вскрыли усыпальницы сыновей Тимура. Товарища Герасимова аж трясёт, глаза горят. Охвачен, так сказать, азартом исследователя. И всех подгоняет, то фотоплёнка ему не та, то лебёдку заменить, я уже с ног…
Рамиль внезапно побледнел, схватил брюнета за рукав:
– Подождите, я же просил: без меня ничего не предпринимать.
– …с ног, говорю, сбился. Ох, о чём вы, товарищ Аждахов, тут уж никому не остановить, взялись по-нашему, по-стахановски! Кстати, вам привет передавал Илья Самуилович.
– Какой ещё Илья?
– Горский. Не помните? Странно. Говорил, что ваш соратник по таджикской экспедиции. Он зимой гостил, интереснейший образец памирской фауны демонстрировал, пытался получить помощь, да с палеонтологами у нас беда, не водятся. Так и повёз к себе в Ленинград.
Рамиль ухватил брюнета за грудки и принялся трясти с такой страстью, что проснулась охрана.
– Вы тут наворотили дел, смотрю! Кто пустил Горского, да ещё с этим драконовым ублюдком?! Почему начали работы по вскрытию могил без моего участия? Отвечай, куток боши!
Конвойный очнулся:
– Заключённый, прекратите нарушать. Отпусти, говорю, гражданина, а то сейчас наганом по башке!
– Заткнись, – прошипел так, что конвойный скис.
Рамиль, побелевший как ледник, встал с сидения, навис над перепуганным брюнетом:
– Только не говори, что и до гробницы Тамерлана добрались. Не молчи, скотина! Ну?
Брюнет вжался в сидение, сучил ногами, пытался отползти, да было некуда. Проблеял:
– Так уже. Позавчера ещё.
Рамиль запрокинул голову и завыл, словно ледяной ветер над Памиром; шофёр вздрогнул и нажал на педаль тормоза, качнулись и гулко стукнулись друг о друга головы конвоиров.