Наконец, Чагин – маститый издатель на пенсии, некогда друживший с Есениным и поддерживавший Цветаеву, – ответил, будто припечатал:
«Не то Вы отбираете из сокровищницы Ваших переживаний и воспоминаний, не на то тратите Ваш несомненный литературный талант».[407]
Ну что ж, рассудил Дмитрий Александрович, книги, как и их авторы, имеют свою историю. Если нельзя печатать теперь – не беда; придет время – и они понадобятся. Пока можно обойтись самиздатом: читают друзья и знакомые, никто не сказал дурного слова, наоборот: «Мне по-человечески трудно было читать эти страницы и ещё труднее оторваться от них». Значит, этот труд полезен, надо продолжать делать свое дело и довериться судьбе.
Однако судьба не подавала обнадеживающих намеков. В 1965 году Главное архивное управление предписало государственным библиотекам ограничить доступ к воспоминаниям репрессированных, полученным в дар от авторов, и в дальнейшем направлять их в Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС.
«Через некоторое время последовал памятный мне случай, прямо вытекавший из этого нового порядка, – рассказывала Сарра Житомирская, завотделом рукописей Государственной библиотеки имени Ленина. – Ко мне пришел очередной мемуарист, бывший зэк, с предложением передать свои автобиографические записки. Следовало бы сразу объяснить ему ситуацию, но он с первых же слов произвел на меня сильное впечатление: ясно стало, что дело идет не о рядовых мемуарах. Это был пожилой и очень больной человек, но и сейчас видно было, каким могучим красавцем он был когда-то и что сделала с ним жизнь. Он коротко объяснил, что долго являлся нашим резидентом сначала в Европе, потом в Америке, впоследствии был репрессирован и, пройдя все круги ада, удивительным образом выжил. И всё это описано в его двухтомных мемуарах… Мне следовало сразу направить его в ИМЛ. Но я не смогла преодолеть острое желание ознакомиться с рукописью… Прочтя [ее] дома, я поняла, что не ошиблась, что это уникальный документ, раскрывающий самые потаенные факты деятельности нашей внешней разведки… Должна признаться, что я испугалась. Полугодом раньше я не задумалась бы взять рукопись, заложив ее в спецхран, но теперь, после прямого запрета, не решилась. И когда он, как мы условились, позвонил мне через неделю домой, я предложила отдать рукопись в ИМЛ. Уже из телефонного разговора мне стало ясно, что опытный этот человек и не подумает следовать моему совету. Он прислал кого-то за рукописью, а я долго мучилась угрызениями совести – что, если из-за моей трусости рукопись вообще не сохранится?!»