К орудиям обнаружилось по сотне снарядов, а вот пулемет оказался затрофеенным косоглазыми у наших, системы Максима – Виккерса, на колесном станке. И патронов к нему нашлось порядочно, правда, не так много, как хотелось.
«Ну и что со всем этим делать? – уныло озадачился я. – Бросить? Черт с ними, с японскими портками, но, если придется зимовать, без мучицы, на одном мясе, передохнем. Опять же патроны и другие полезные штуки для убивания себе подобных. Как все вывезем? Да уж, задачка. Впрочем, соберу поутру совет, что-нибудь решим коллегиально. А нет, так спалим либо спрячем в тайге. Немного времени у нас есть…»
Разобравшись с интендантом, я выдул пару стаканов крепчайшего чая из запасов бывшего майданщика, понял, что сегодня уже не засну, и пошел навестить пленных японских офицеров.
И сразу же получил полный разрыв шаблона, сиречь когнитивный диссонанс, особенно на фоне своих прошлых встреч с японским командным составом. Майор Ояма уже ничего и никому не мог рассказать – он просто откусил себе язык и истек кровью.
– Уж простите, ваше благородие… – сокрушенно оправдывался Серьга. – Так-то мы его спутали, а надоть было в пасть кляп засунуть. Дык кто ж знал. А как кинулись, а он кровищей перхает и лыбится…
Я молча развернулся и вышел из камеры, на ходу бросив унтеру:
– Похороните по-человечески, заройте, а не выбрасывайте в овраг, но без батюшки.
Следующим на очереди был подполковник Огава. Японец неподвижно сидел на корточках, уставившись в стену мертвым взглядом. На меня вообще никак не прореагировал.
Я вошел в камеру и приказал переводчику:
– Переведите ему, что я хочу с ним побеседовать.
Подполковник даже не пошевелился.
Пришлось добавить:
– От этого разговора будет зависеть то, как он умрет. Подобно паршивой бродячей собаке либо на его собственное усмотрение – способ выберет сам.
Плоское лицо Огавы так и осталось каменным, поза тоже не изменилась, но он все-таки заговорил.
– Господин подполковник спрашивает, может ли он надеяться, что вы выполните свое обещание?
– Скажите, он может надеяться на мое слово точно так же, как на свое при общении с врагами.
Думал, что самурай откажется, но тот вдруг улыбнулся и заговорил на ломаном, но вполне понятном русском:
– Хорошо. Но уберите этого предателя, в нем нет нужды. Я вполне достаточно говорю на вашем языке, чтобы вы поняли меня, а я – вас. С кем имею честь?
– Каторжник… – Я сел перед японцем на привинченный к полу табурет. – Просто каторжник.
– Вы бывший военный офицер, выправка подсказывает… – Подполковник внимательно на меня посмотрел. – И за что же вас упекли на каторгу? – Японец вдруг криво усмехнулся. – Проворовались? Или… Хотя не важно. О чем вы хотели меня спросить?