Тимохин, злобно матюкнувшись, снова припёр болтуна к стенке и, выхватив нож, приставил остриё к кончику его носа.
– Слушай, больше повторять не буду, – приглушённо пропел он тёмному эмигранту. – Либо ты сейчас же отдаёшь мне свою толстовку и надеваешь мою куртку, либо я за себя не ручаюсь.
Для убедительности он постучал плоской стороной лезвия по носу эмиссара.
– Подчиняюсь вашей убедительности и аргументированности, – сдался Ашас. – Если вы хотите просто обменяться одеждой, то не вижу в этом ничего предосудительного.
Когда обмен состоялся и оба переоделись, Александр подвёл своего клона к зеркалу и посмотрел на их отражения.
– Так, – резко выдохнул он, – твои кандалы под одеждой не видно. Это то, что надо. Осталось только подкрасить рожу.
– Как это – подкрасить?
Вместо ответа Саша достал из поясной сумки тюбики с краской для аквагрима. Два из них он тут же протянул двойнику:
– На, быстро рисуй на морде фингалы. Точно такие же, как у меня.
– Зачем? – ещё больше удивился Ашас, машинально принимая тюбики.
– Делай что говорят!
Сам он тем временем выдавил на пальцы краску телесного цвета и стал замазывать свои собственные синяки и ссадины.
– О-о-оу! – До эмиссара наконец дошёл смысл проделываемых манипуляций. – Кажется, мы накануне великой аферы. Ах, любовь, любовь! На какие только безумства не толкала она род человеческий. Какие великие потрясения и глобальные конфликты порождало это воспеваемое поэтами светлое чувство…
– Кончай трындеть, крась давай!
– Всё-всё, уже приступаю, – поспешил двойник, открывая тюбики. – Только скажите, Александе́р, вы уверены, что сможете таким несложным трюком провести столь проницательную девушку, как Варвара Андреевна?
– Да шут его знает, – ответил тот, не прерывая своей мимикрии. – Попробуем, а там видно будет. Как говорил мой дружбан на охоте: «Видишь, что утка высоко летит, всё равно стреляй. Попадёшь, не попадёшь, там видно будет. Но если не выстрелишь, то однозначно – не попал!»
– Мудро, – поддержал Ашас. – А этот ваш дружбан, он попадал по высоко летящим уткам?
– По уткам нет, – хмуро ответил Тимохин, продолжая замазывать ссадины. – А вот по мне однажды попал, сволочь. И в такое место, что чуть левее, и петь бы мне фальцетом в хоре Валаамского монастыря!
– Ого! – изумился эмиссар. – Наверное, поссорились после этого напрочь?
– Да нет, с чего бы? – снисходительно отмахнулся Александр. – Это же случайно вышло. А до этого он мне жизнь спас. Так что дружим не тужим. – Закончив на такой оптимистичной ноте, он тут же вернул себе грозный вид и сурово поторопил двойника: – Давай красься уже!