Америка на войне! Именно так "Эн-Би-Си Ньюс" начинали каждый вечер во время недавней войны в Персидском заливе. Война. Не стычка. Не полицейская операция. Война. Дома страна получала горячую поддержку, изготавливающие флаги компании вели рекордный бизнес, в войска отправлялись тонны подарков, дети тысячами писали письма "незнакомому солдату". Какой контраст с Вьетнамом. Возобладало чувство вины? Америка должна чувствовать себя виноватой за коллективное обращение с ветеранами Вьетнама, равно как должно чувствовать себя виноватым и наше правительство — или хотя бы те, кто руководил им во время вьетнамского конфликта. Они даже не назвали долгую-долгую блокаду Вьетнама войной, потому что война никогда не объявлялась.
В оригинальном свидетельстве о смерти Джека говорилось, что он умер "в результате огнестрельных ранений в голову и спину, полученных во время боевых действий на вражеской территории". В 1978-ом году мне пришлось обратиться за ещё одним свидетельством о смерти в целях получения страховки. Какой же был шок, когда по почте пришло свидетельство. В графе "категория потери" была отмечена клетка "небоевая". Я заглянула в то самое остававшееся оригинальное свидетельство. Весь этот раздел был замазан. Я пришла в ужас и на мгновение подумала, уж не обманули ли меня; может быть, Джека убил дружественный огонь, и никто не хочет мне казать об этом? Мой муж работал в Пентагоне и навёл справки. Письменный ответ поступил в тот же день: "Политика в 1965-ом году заключалась в том, что смерти на вражеской территории рассматривались как небоевые, поскольку конфликт не признавался ни войной, ни боевым столкновением. Из-за полученных многочисленных критических замечаний политика позже изменилась, чтобы смерти на поле боя соответствующим образом классифицировать как боевые потери".
Даже спустя 26 лет она на месте, "красная нить в гобелене". То в какой-то миг замечаю выражение лица Кэмми, — и захлёстывают чувства. То вижу сон. Во сне раздаётся звонок в дверь. 8-летняя Кэмми рядом со мной, 3-летний Бобби с другой стороны. Годовалая малышка Барби у меня на руках. Я открываю дверь и вижу Джека в песочно-коричневой форме. Он смотрит на нас четверых через стеклянную дверь, а мы с детьми смотрим на него. Не сказано ни слова. Его лицо расплывается в улыбке, а затем его образ исчезает. Проснувшись, я сначала чувствую глубокую печаль, а затем вину за то, что жизнь приняла такой неожиданно счастливый оборот, когда я уже думала, что больше никогда не буду счастливой. Но тут вспоминаю улыбку на лице исчезающего образа Джека и понимаю, что если б он смог как-то задержаться, то был бы очень за меня счастлив".