Вспоминает Гэллоуэй: "Мой первый выход с 1-ым батальоном Хэла Мура 7-го кавалерийского полка был адской прогулкой по жаре в отдалённую горную деревню монтаньяров. Мы попали на участок кустарника и колючих лиан, таких густых и острых, что каждый шаг нужно было вырубать с помощью мачете. За четыре часа мы едва преодолели триста ярдов и, когда уже стало темнеть, перешли вброд стремительный горный поток, доходивший до груди, а затем всю ночь валялись в плащ-палатках, сырых и стылых.
При первых лучах солнца я отщипнул кусочек пластита С-4 из неприкосновенного запаса в рюкзаке и разжёг, чтобы вскипятить воду для кофе в крышке от котелка. Если зажечь C-4 очень осторожно, то через тридцать секунд можно пить горячий кофе; если же проявить небрежность, он оторвёт тебе руку. Подкурив первую сигарету, я наблюдал за людьми Мура. Для начала, все брились. Брились? Здесь? Я был поражён. Затем сам полковник, белокурый и очень напористый, с выдающейся вперёд челюстью, сын Бардстауна, штат Кентукки, и Вест-Пойнта, прошёл мимо меня с утренним обходом вместе с сержант-майором Пламли. Мур окинул меня взглядом и произнёс: "В моём отряде бреются все, включая журналистов". Дымящаяся вода для кофе пошла на умывание и бритьё, а я проникся некоторым уважением к этому человеку".
В тот же день мы пришли в деревню монтаньяров, расположившуюся высоко в горах. Из длинного дома вышел беззубый старик: он шарил по пуговицам изодранного старого французского армейского кителя и гордо размахивал небольшим трёхцветным французским флагом, уверенный в том, что товарищи его младых дней наконец-то вернулись. Не думаю, что ему хоть как-нибудь удовлетворительно прояснили и ситуацию, и нашу национальность.
Санитары занялись больными и травмированными, а Том Мецкер с переводчиком стали выяснять сведения о противнике в этом районе. Они безуспешно выискивали возможного врага, когда санитарам вдруг попался мальчик с сильно обожжённой рукой, нуждавшийся в госпитализации. Деревенский староста и отец мальчика, в конце концов, согласились на его эвакуацию. Санитары вызвали американский вертолёт, чтобы вывезти ребёнка, которого обожгло огнём с другого американского вертолёта.
Мальчик с отцом, прихватив кувшин с водой, большой кусок сырого мяса, завёрнутый в зелёные листья, и арбалет, поднялись на борт, дрожа от страха. Они только что в считанные минуты перенеслись из пятнадцатого века в двадцатый. Гэллоуэй, наблюдая и фотографируя сцену, подумал про себя: "Ничего нет простого на этой войне; как, впрочем, и на любой другой".