– А еще, говорят, слово «Пайгала» на прежнем языке означает «первый луч», – неспешно произнес горец. Имперская речь охранника показалась Науле такой забавной, что она не выдержала и прыснула.
Охранник подпрыгнул на месте, плеснув на себя горячим питьем. Либурх поднял голову и отложил карандаш в сторону.
– Наула, девочка моя! – обрадовался библиотекарь. – Пришла проведать старика! Пришла наконец-то!
– Здравствуй, Либурх! – Не обращая внимания на ошарашенный вид горца, девочка подбежала к старику и обняла.
Старик погладил ее и прошептал:
– Как ты выросла, красавица моя! – Охранник поперхнулся, и старик улыбнулся, любуясь отошедшей на пару шагов девочкой. – Наула сама захотела, чтобы я научил ее читать и писать, – пояснил он горцу. – Давненько это было.
Наула кивнула.
– Ох и красивая же ты, – вновь покрутил головой Либурх. – Скоро женихов полон дом будет…
– Ой! Про женихов… – лукаво улыбнулась Наула. – Мне Олтер нужен!
Охранник вновь дернулся и пролил на себя остатки взвара. Наула махнула на него рукой, успокаивая.
– Да не в женихи… Про школу новость узнала. Хочу рассказать. – Наула выразительно посмотрела на библиотекаря и покосилась на горца.
Либурх мягко усадил Барата обратно в кресло, взял Наулу за руку и вышел в коридор.
– Ты чего? – шепнул он, едва дверь закрылась.
– Мне он и вправду нужен… – прошептала Наула. – Очень-очень нужен. Стражники на крыльце здесь. Я думала, и Олтер у тебя.
– Ох, сердце ты мое, – проговорил Либурх, выходя в зал. Наула торопилась следом. – Олтер! Олтер! К тебе пришли! – негромко позвал он, повернувшись к дальнему углу. Учитель отодвинул скамью. – Садись, садись. Сейчас выйдет.
Наула послушно опустилась и посмотрела на старика. Тот понятливо хмыкнул.
– Ладно… А я пойду, меня Барат ждет.
Библиотекарь удалился. В глубине читального зала за стеллажами раздались стук, скрип, шуршание – и вскоре показался Олтер. За ним плелся лопоухий белый щенок. Увидев перед собой дочь наместника, они на миг остановились. Потом мальчишка тряхнул головой и приблизился.
– Чего тебе? – недружелюбно спросил он.
«За родной Дорчариан переживает. И на охранников сердится, наверное. Хорошо хоть они сюда не приперлись».
– Тумма… – начала речь Наула, и выражение хмурого упрямства тотчас слетело с мальчика. Он плюхнулся рядом с девочкой и с тревогой посмотрел на нее.
– Все плохо, да? – упавшим голосом спросил наследник.
Щенок прыгнул хозяину на колени, и мальчик положил руку ему на загривок.
Слезы вновь показались на глазах, но теперь Наула не стала их гнать.
– Да, да, да, – закивала она, и капли повисли на ресницах. – Я его поила, а он… Он уже и не говорит толком… Шепчет только: «Оли… Оли…»