Со своего места за рулем она не могла увидеть номера внедорожника. Также не было видно, сидит ли кто-то на месте водителя. Грей схватила телефон и зашла в приложение «OPO», чтобы проверить оповещения об автомобилях Шона, но экран загрузки все никак не исчезал.
Низкое качество интернет-соединения.
— Вот черт.
Вы ошиблись номером. Совершенно ясно, что вы меня не знаете.
Тут на экране ее телефона мелькнуло изображение.
На фотографии были номера ее «Камри», а еще эвкалиптовые деревья вдоль улицы Дон Лоренцо… и уснувшая за рулем Грей.
Ее взгляд заметался по окрестностям.
Ни в дворе, ни на тротуаре никого не было или же…
Они уже ушли. «Рендж Ровер» был вне подозрений; внедорожник все еще был припаркован, и теперь он выглядел скорее темно-зеленым, а не черным. А вот белая «Тесла», припаркованная на другой стороне улицы, куда-то исчезла. Грей не слышала ни рева двигателя, ни визга шин.
Это был Шон? Он нанял частного сыщика, которого Ник еще не нашел? Кто был за рулем той белой «Теслы» — частный сыщик или ее бывший муж?
У Грей, казалось, ушла целая вечность, чтобы набрать ответ — пальцы будто превратились в ледышки:
Это кто, черт возьми??
Скоро узнаешь.
Она нажала на иконку телефона, чтобы позвонить таинственному собеседнику.
Гудок за гудком…
Абонент недоступен или находится вне зоны действия…
Грей отменила вызов, закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов.
Вдох… Выдох… Вдох… Выдох…
А воскресенье ведь началось так хорошо. Уже как будто сто лет прошло…
Привет, Кларисса. Пробей этот номер, пожалуйста.
Ее телефон снова завибрировал, но это была не Кларисса.
Открыв сообщение, Грей увидела татуировку бабочки, красующуюся на женском бедре цвета «кофе с молоком».
Я ЖЕ ГОВОРИЛА, Я ЖИВА. Мне нужны мои бабки!!
Тошнота накрыла Грей тяжелым мокрым одеялом, и мир накренился. Она балансировала на тонкой грани между «о’кей» и «ой, черт», и у нее было время только на то, чтобы выскочить из машины на поросший травой тротуар. Жарко. Ей было слишком жарко. Организм обезвожен, так хочется пить. О нет…
Содержимое ее желудка оказалось на земле. Когда Грей вырвало, ее тело задрожало, а живот свернулся в клубок. Она захлебнулась рвотой и ее стошнило снова, будто ее организм пытался исторгнуть из себя всю жидкость, до последней капли. Судороги наконец смягчились, и она успокоилась, упершись локтями в колени.
Грей вытерла запачканные рот и нос краем шелковой блузки.
Ветерок, божья благодать, принес ее пылающему жаром телу немного прохлады. Нельзя было здесь рассиживаться — слишком жарко. Грей спряталась в теньке. По ее нервам и венам растекалась боль. Тело женщины теперь яростно ненавидело ее за потоотделение, за пьянство, за аппендицит, за постоянную тревожность. Тело Грей ненавидело ее за то, что она подставила его под удары. Оно никогда не простит ей то, что она дала разрушить свой храм. Оно не простит ей то, что она не допила этот дурацкий курс антибиотиков после операции. И теперь ее тело твердило ей лишь одно: открой глаза.