Все стало ясно, когда кое-кто показался следом на лестнице. Здоровенный детина. Сначала мы разглядели его сапоги, затем толстые бедра. Потом, наконец, он появился целиком, и я узнал Ваормунда. С голым торсом, одежда перекинута через руку, он нес пояс с пристегнутым к нему мечом в ножнах — большой клинок для большого человека. В таверне не слышалось ни звука, кроме тяжелого топота его сапог по ступенькам. Сделав несколько шагов, верзила остановился и обвел комнату пустым взглядом. Бенедетта охнула, и я положил свою ладонь на ее, призывая к тишине.
— Отребье! — рявкнул Ваормунд на весь зал. — Мелкий датский ублюдок вздумал попользовать мою женщину. Сказал, чтобы я поспешил! Еще кто-нибудь хочет попользоваться ею?
Он выждал, но никто не издал ни звука. Вид у него был пугающий: обхват мускулистой груди, злость на лице и размеры тяжелого меча заставили всех в комнате притихнуть. Бенедетта стиснула мою руку под столом — отчаянно и крепко.
Ваормунд преодолел последние ступени, помедлил снова, посмотрел на юнца, посмевшего его оскорбить. Потом очень расчетливым движением пнул его. Пнул еще раз и еще. Мальчишка взвизгнул, и больше мы не слышали ни единого звука, кроме тех, которые производили массивные сапоги Ваормунда, сокрушающие распростертое тело.
— Восточноанглийское бабье! — презрительно фыркнул Ваормунд.
Он снова оглядел таверну в явной надежде, что кто-то еще бросит ему вызов, но никто ничего не сказал и не пошевелился. Посмотрел он и в наш угол, но увидел только две закрытые капюшонами фигуры и священника. Свет лучины был слабый, комната темная, и разглядеть нас было трудно.
— Чертово бабье эти даны, а не мужики! — Верзила все еще пытался устроить драку. Когда никто не ответил, он схватил с ближайшего стола кувшин с элем, осушил его и вышел в ночь.
Бенедетта тихонько плакала.
— Ненавижу его, — шептала она. — Ненавижу!
Я продолжал держать ее за руку под столом. Люди бросились помогать несчастному юноше, разговоры возобновились, но уже не так живо. Йорунд, вскочивший, когда мальчишку спустили с лестницы, сходил посмотреть, что случилось с пострадавшим, и вскоре вернулся.
— Бедный парень. Ребра переломаны, яйца всмятку, половина зубов выбита, и ему еще повезло сохранить глаз. — Он сел и выпил эля. — Ненавижу этого типа, — зло добавил дан.
— А кто это? — спросил я.
— Ублюдок по имени Ваормунд. Цепной пес лорда Этельхельма.
— Похоже, он не очень жалует данов, — заметил я.
— Данов! — вскинулся Йорунд. — Да он никого не жалует: ни данов, ни саксов.
— А ты? — обратился к нему отец Ода. — Прежде ты сражался против саксов, а теперь бок о бок с ними?