, а
ториира, я, тта, там. Все расписано. Не расслабишься.
Мураками: Имеющееся здесь указание «mit Parodie» означает «исполнять пародийно».
Одзава: Да.
Мураками: Тоже непросто, если вдуматься.
Одзава: Здесь должна быть слышна пародия.
Мураками: И чтобы при этом не скатиться в вульгарность.
Одзава: Верно. Одно это предписание уже сильно влияет на музыку. Интересно.
Мураками: У Малера много указаний, но ведь бывает, что исполнители вроде бы играют в соответствии с нотами, а звук все равно отличается от того, что вы ожидали?
Одзава: Конечно, бывает. Если звучание, задуманное мною, отличается от звука исполнителя, я стараюсь приблизить одно к другому. Объясняю словами, требую жестами.
Мураками: А бывает, что плохо доходит?
Одзава: Конечно, бывает. Где пойти на компромисс, а где долбить до нужного результата – в этом и состоит работа дирижера на репетиции.
Космополитизм музыки Малера
Мураками: Я вот о чем задумался. Когда слушаешь третью часть Первой симфонии, видишь, как много в музыке Малера разных и при этом почти равноценных элементов. Иногда бессвязных, иногда противоречащих друг другу. Традиционная немецкая музыка, еврейская музыка, зрелая музыка конца века, народные песни Богемии, карикатурные зарисовки, комическая субкультура, серьезные философские заявления, христианские догмы и восточное мировоззрение намешаны в ней в изобилии. Не получится выделить и поместить в центр что-то одно. А значит, делай что хочешь… Боюсь показаться невежливым, но не это ли возможность для дирижеров неевропейцев откусить свой кусок пирога? В этом смысле музыка Малера кажется мне универсальной и космополитичной.
Одзава: Ну тут… сказать сложно. Хотя, думаю, такая вероятность есть.
Мураками: В прошлый раз вы сказали, что в музыке Берлиоза есть ниша для японских дирижеров. Потому что Берлиоз безумен. Можно ли сказать то же самое о Малере?
Одзава: Разница между Берлиозом и Малером в том, что Берлиоз не дает таких подробных указаний.
Мураками: Вот как?
Одзава: Поэтому в случае с Берлиозом у нас, исполнителей, полно свободы. По сравнению с ним у Малера мало свободы, но, когда погружаешься во все детали, возникает та универсальность, о которой вы говорите. У японцев, азиатов есть собственная грусть. Немного другая, чем грусть евреев или европейцев. Если ее осмыслить, понять на глубоком уровне свою душевную организацию и исходить из нее в дальнейшем выборе, думаю, возможности откроются сами собой. Появится оригинальный смысл в том, чтобы человек с Востока исполнял музыку, написанную человеком с Запада. Думаю, стоит хотя бы попытаться.