Поутру он сказал графу Александру Петровичу Толстому: «Вообразите, как силен злой дух! Я хотел сжечь бумаги, давно уже на то определенные, а сжег главы Мертвых Душ, которые хотел оставить друзьям на память после своей смерти».
Вот что до сих пор известно о погибели неоцененного нашего сокровища».
По мнению К. В. Мочульского, «в трагическую ночь на 12 февраля в душе Гоголя свершилась последняя борьба с дьяволом. Дьявол «раздул до чудовищной преувеличенности», до «страшных призраков» его сомнения в пользе своего литературного наследия. Он подсунул ему тетрадки, перевязанные тесемкой, он заставил его бросить их в огонь». По его мнению, «автор «Мертвых душ» шел к Богу не путем любви, а путем страха. Он видел в Нем грозного карателя и боялся вечного наказания. Но после религиозного кризиса, на конце жизненного пути он пришел ко Христу – Искупителю». Мочульский считал, что дьявол победил, принудив Гоголя отказаться от продолжения «Мертвых душ» и фактически добровольно уйти из жизни. Нынешнее «православоведение» скорее видит здесь победу Бога в борьбе за душу писателя, который принял истинно монашескую смерть, раз уж нельзя было написать «положительную часть» «Мертвых душ». Наконец, критики-психиатры, например Г. В. Сегалин, видят в смерти Гоголя следствие его шизофренического заболевания, которое также привело к тому времени и к истощению его творческого потенциала. Вероятно, последнее объяснение ближе к истине, особенно если принять во внимание невротическую экзальтированность при исполнении православных таинств и обрядов, характерную для Гоголя в последние годы жизни. Что же касается второго тома «Мертвых душ», то по сохранившимся материалам и противоречивым свидетельствам насчет содержания уничтоженных или только еще задуманных глав, подробная научная реконструкция замысла этого произведения сегодня не представляется возможной.
По свидетельству А. О. Смирновой, «Гоголь смотрел на «Мертвые души», как на что-то, что лежало вне его, где должен был раскрыть тайны, ему заповеданные. – «Когда я пишу, очи мои раскрываются неестественною ясностью. А если я прочитаю написанное еще не оконченным, кому бы то ни было, ясность уходит с глаз моих. Я это испытывал много раз. Я уверен, когда сослужу свою службу и окончу, на что я призван, то умру. А если выпущу на свет несозревшее или поделюсь малым, мною совершаемым, то умру раньше, нежели выполню, на что я призван в свет». В этом, вероятно, лежит разгадка смерти Гоголя. «Поделившись малым из несозревшего», прочтя главы второго тома «Мертвых душ» М. А. Константиновскому и получив от него резко критический отзыв, писатель уверился, что нарушил данный свыше завет и теперь должен умереть, поскольку небеса не благоприятствуют воплощению его великого замысла.