А может его смущало такое количество солдат в коридорах. По его мнению, они собрались здесь, чтобы защищать представителей этой Комиссии и никак не для чего-нибудь еще.
Вот и сейчас, сидя в самолете, что летел от одного острова к другому, Сан-Хуан остался у меня за спиной, я надеялся найти Санто-Доминго другим, не таким, как в прошлый раз, в середине 1966 года, когда действующий президент, Хоакин Балагер, победил на выборах.
Прекрасно помню, что мне сказали в тот день в аэропорту:
— Ты особенных иллюзий-то не строй. Все равно вернешься сюда, потому что последний выстрел этой революции еще не прозвучал, и еще много, много лет пройдет, прежде чем мы услышим его звук.
Должен признать, что они знали свой народ гораздо лучше, чем я, и знали, что можно ожидать, а что не стоит ждать совсем от доминиканцев, и хорошо знали, что многие обиды еще пылали в сердцах тех людей и требовали отмщения.
Так и продолжалось, последний выстрел этой революции еще не прозвучал. Каждую неделю, а то и каждый день какого-нибудь военного убивали на пороге его же дома или политик с левыми взглядами исчезал навсегда в голубых просторах Карибского моря, где акулы прилежно «заметали» все следы.
Приземлившись, я не без удовольствия нашел своего старого знакомого — таксиста, чье имя я запомнил очень хорошо, поскольку его звали, как и меня — Васкес — и кто очень часто работал у меня кем-то вроде личного водителя в трудные времена той революции. Отец восьмерых девочек, с кожей черной, как уголь, владелец разбитого и ржавого автомобиля, что казалось чудом катится по дороге, был человеком, как говорится, «из народа», а потому мог оказаться очень полезным для меня, помог бы узнать, что же обыкновенные доминиканцы думают на самом деле по поводу всего происходящего.
И пока мы ехали к отелю «Эмбахадор», я спросил его, что он сам думает о ситуации в стране и перевыборах Хоакина Балагера.
Он быстро взглянул на меня через зеркало заднего вида, не отвлекаясь ни на мгновение от дороги.
— Если доктор не решится уйти сам и по-хорошему, то его уберут оттуда со стрельбой, но и это будет очень трудно сделать.
— И что, начнется новая гражданская война?
Он неопределенно пожал плечами, но все же постарался объяснить:
— Если будет революция, то воевать мы будем не на жизнь, а на смерть. И в этот раз никто нас уже не остановит.
— Кого не остановят? — переспросил я. — Вы же никогда не были ни сторонником конституции, ни революционером.
— Многое уже изменилось, — ответил он. — Последние четыре года нас только и делали, что обманывали и этого более чем достаточно. Если сейчас начнется революция, то многие из тех, кто до этого сидел тихо, выйдут на улицы с винтовками в руках, хотя лично я и не представляю, как обращаться с этой штуковиной.