Что с гребешками я прогадала, поняла практически сразу. Господин Хуфтер задавал вопросы через Рохеиса, но также я считывала его эмоции. Он удивился форме расчески, и я сняла платок, чтобы показать, что это такое на самом деле. Вытащила свой простой гребешок, распустив косу, потом скрутила обратно, заколола. Но его это не заинтересовало — понятно, здесь, где все женщины носят платки, брать гребни не будут, даже из перламутра, который, по моим наблюдениям, как материал не особенно-то использовали. Я прибрала гребни в сумку, а вместо них выложила остальные мелочи: заготовки под серьги, кулоны и прочее, все что у меня было.
— Одна золотая монета, без торга, — перевел мне, наконец, Рохеис оценку мрачно качающего головой ювелира, который в этот момент перебирал плашки для браслета. Всем своим видом тот показывал, что делает этим своим предложением нам обоим большое одолжение.
— Нет, — я быстро смахнула все свои мелочи обратно в мешочек и улыбнулась, — переведите пожалуйста господину Хуфтеру мои извинения за то, что я отняла так много его драгоценного времени.
Капитан Гарт откатил меня от прилавка, собираясь развернуть коляску на выход, когда пожилой ювелир еще что-то произнес по-халифатски.
— Он предлагает два золотых, — перевел обескураженный господин Рохеис, и я подняла руку, притормаживая капитана Гарта.
— Эти вещи очень дороги мне, это мое приданое, единственное, что осталось от родины, — скорбно произнесла я. — Я очень боюсь продешевить.
Господин Рохеис перевел, но мне показалось, что на самом деле ювелир знает имперский хотя бы поверхностно, что и неудивительно в торговом городе практически на границе. Я внимательно считывала эмоции старика, в них была жадность и азарт.
— Два золотых и двадцать серебряных, — перевел мне господин Рохеис новую цену. — И господин Хуфтер просит еще раз взглянуть на ваши вещи.
По моему кивку капитан Гарт вновь подвез меня к прилавку, и я высыпала свои поделки на поверхность, застеленную бордовым шелком. Сразу отобрала обратно гребешки — уверена, в Империи они кому-нибудь приглянутся.
Господин Хуфтер перебирал мелочёвку, раскладывая по комплектам, прицокивал, гримасничал, показывая всем видом, как ему меня жаль и как переоцениваю я свои вещи. В эмоциях его тем временем преобладала жадность и азарт, но было там и восхищение новинкой. Наконец, он разразился длинной речью, качая головой, скорбно заламывая брови и возводя глаза к небу.
— Конечно, все эти мелочи не стоят внимания господина Хуфтера, — мне кажется, господин Рохеис переводил сокращенную версию, упуская эмоциональные стоны и добавляя от себя холодного пренебрежения, — но он готов все же купить их из уважения ко мне, своему любимому клиенту и коллеге, уважения к моему роду и всем моим родственникам, а также из сочувствия к вашему горю. За две золотые и двадцать две серебряных монет.