– Я не сойка, – с достоинством ответил Вир, плечом оттесняя прохожего, глазевшего по сторонам и едва не врезавшегося в Шерон. – И не служу ни им, ни кому-то другому. Служить для свободного человека вольного города несколько… унизительно.
Шерон не согласилась с ним:
– Все мы чему-нибудь служим, в той или иной степени.
– И кому служишь ты?
– Раньше Летосу. Нимаду. Всем, кто живет рядом. Моя обязанность, долг, служба – защищать их от порождений той стороны. И в этом нет ничего унизительного.
– Раньше? А теперь?
– Своему долгу. Дару. Друзьям. Совести, какой бы дырявой она ни стала. Тем, кто зависит от меня и надеется на меня.
– Я обдумаю это.
Они подошли к площади Лета.
– Зачем ты пришел, Вир? – вновь спросила тзамас.
Он пожал плечами:
– Если я скажу, что это посоветовали мне мои невидимые друзья, ты поверишь?
– Зависит от того, каков их совет.
– Мне нужен учитель. Я слишком мало знаю, а твоя спутница… Она опытна. Я даже теперь не могу понять, что сойка тогда со мной сделала.
– Так приходи и попроси ее.
– Возможно, завтра, – подумав, отозвался он, ставя корзину на землю у ее ног.
– Ну, ты знаешь, где мы живем.
– Хочу спросить. Что не так с моим именем? Почему она такой сразу стала?
– Релго – так звали ее сына. Его убил Шрев.
Вир кивнул, принимая эту информацию, и, больше ничего не говоря, затерялся в толпе.
– Вместе с моим кошельком, между прочим, рыба полосатая, – усмехнулась указывающая, копируя тон Лавиани и думая, как та «обрадуется», если к ним заявится молодой савьятец.
Площадь Лета сейчас представляла собой настоящий цирк. Их здесь располагалось два или три. Расписанные золотом и синей краской шатры, яркие фургоны, несколько открытых сцен. Загоны, лошади, суетящиеся люди, запах свежих опилок и навоза.
Представлений пока не было, все ждали начала фестиваля.
Она остановилась у ближайших фургонов, перед заграждением, где не толпились зеваки, вспоминая, как совсем недавно тоже находилась по другую сторону забора, среди артистов. У нее был костюм, ее смелости аплодировала публика, а вечером все они собирались у одного костра, слушали песни Велины, пили дешевое вино и смеялись, рассказывая истории.
Хорошее время, пускай она тогда так и не считала, тревожась о том, где искать Тиона.
Что же.
Все познается в сравнении.
Ее мысли обратились к Мильвио, к Найли, Йозефу, родному городу. И, не желая поддаваться слабости, Шерон заперла эту калитку памяти, оставила на потом. Не хотела расклеиваться и думать о тяготившем ее.
Какая-то женщина из цирковых, с большими медными серьгами в ушах, с любопытством посмотрела на указывающую, и та сказала фразу, приветствуя: