Создал из грязи, что была его плотью и кровью, новое дворянство, теперь, спустя столетия, считающееся вечным и незыблемым.
У величайшего герцога этой страны было худое, чуть осунувшееся лицо с резкими чертами и горбатым орлиным носом, высокие тонкие брови, гладко зачесанные волосы до плеч и глубоко посаженные глаза. Одежда солдата, а не герцога: стальной воротник, кольчужная рубаха с короткими рукавами, штаны и грубые ботинки. Он опирался одной рукой о луку арбалета, глядя куда-то вдаль, в сторону Южных ворот, наблюдая за тем, как живет его город.
Ни парчи с бархатом, ни серфо, ни венца с шестью Звездами – прекрасными бриллиантами, который Родриго получил в подарок от алагорцев, теперь ставший короной герцогов. Никаких регалий и богатств, как свойственно изображать величайших правителей прошлого во всем цивилизованном мире, от Летоса до Лоскутного королевства.
Родриго любили именно таким. Простым. Своим. Обычным. Человеком из народа, который возвысил своих потомков, доказав, что подобное возможно не только в прошлые эпохи.
Ему до сих пор приносили цветы – он считался покровителем города, и поклониться ему было давней традицией, приносящей удачу. Вир, ежедневно проходящий по мосту дважды – из своего района в район Фехтовальщиц и потом обратно, – видел свежие охапки маленьких бледно-карминовых роз, белых нарциссов, желтых тюльпанов, а то и вовсе простые ветки сирени.
Иногда он останавливался, когда шел домой, и, прислонившись к перилам так, чтобы видеть и памятник, и мальчишек, наблюдал, как бумажные птицы встают на крыло и планируют над темнеющей водой, которая отражала вечерние огни многочисленных прибрежных заведений, где наливали прекрасные сорта терпкого крепленого вина, коим славились местные виноградники, а на жаровнях готовили рыбу и морских гадов.
Вир порой заходил в приглянувшуюся харчевню после того, как заканчивались занятия на площадке мессерэ Менлайо, чтобы скоротать там часок перед возвращением домой.
Его прогресс поражал всех в школе. То, какими шагами он продвигался в освоении искусства песни со сталью, вызывало удивление и даже подозрение. Не раз и не два Орсио ворчал, что присутствует при каком-то глупом розыгрыше и чувствует себя дураком.
– Быть может, это Альфео шутит? – задумчиво произносил он, хмуря кустистые брови. – В его духе. Подсунул своего ученика, чтобы сделать из нас посмешище. Ты от Альфео, парень? Или вовсе кто-то из «Серебряной розы»? Но зачем? Не понимаю. Не по-ни-маю!
Вир схватывал все на лету. Угадывал движения, комбинировал сразу несколько школ, не чураясь северных, считавшихся на юге слишком уж простыми и откровенными, недостойными опытных мастеров. Делал то, чему его не учили. С каждым разом все лучше. И уже дрался наравне с Эннио, на тех же скоростях, просчитывая на два-три хода вперед и плетя сложную вязь. Конечно же до сих пор проигрывал юнцу, не говоря об опытных учителях школы, но пер напролом, поглощая (а точнее, пробуждая в своей голове) знания.