Немцы определённо нас ждали, видимо, их предупредить успели, но особо ничего сделать не смогли, сообщение явно запоздало.
Пока мы двигались к своим целям, то, помимо охранного полка, дозор уничтожил с десяток постов на перекрёстках и охрану двух небольших мостов, потом те встречаться перестали: или мы из зоны контроля вышли, или их убрали у нас с дороги. Когда же идущая на пределе скорости бронеколонна нарвалась на плотный огонь зениток, мы прошли через них как нож сквозь масло. Крупного калибра тут не было. Снесли оборону, расстреляв три самолёта, что пытались взлететь. Ещё с десяток с запущенными движками стояло, но экипажи их бросили и разбежались.
Два танка встали на охране самолётов, остальные, разбившись на пары, начали зачистку. После этого мы подали сигнал третьей тыловой колонне. Именно тогда я и был ранен, когда покинул танк. И ладно бы немец какой подстрелил, так нет – в самолётах, что сейчас горели, патроны рвались, вот одна пуля и впилась мне… в общем, в задницу.
Врачи из подъехавшей колонны среагировали с потрясающей скоростью и минимизировали последствия от ранения, так что крови я не так уж много потерял. Каморку врача этой авиачасти тоже нашли, и всё что нужно у наших докторов имелось.
Что в задницу попали, я всё же немного преувеличил, пуля вошла сбоку в левую ногу ниже ягодицы, прошла её насквозь и впилась в правую ногу. В общем, кости не задеты, пуля впритирку к ним прошла, а вот мясо пострадало. Но я, даже лёжа на операционном столе, единственный, кстати, раненный в этом бою, успевал отдавать приказы. Лётчики, изучив авиатехнику, готовили машины к вылету. Врачи отбирали, кого отправить из самых слабых.
На аэродроме было три связных «Шторьха». Одному из летчиков я на карте показал, где находится штаб Шестьдесят третьего корпуса, велев доставить туда мой рапорт. Его написали под диктовку, и я расписался, пачкая бумагу кровью. Потом летчик, забрав трёх командиров, которые из-за недоедания весили мало, улетел. А чуть позже радисты передали, что на нашу волну вышел радиоузел штаба корпуса, там подтвердили – долетели парни, сообщили, что ПВО предупреждено, а наши ястребки встретят и доведут до аэродрома. Поэтому вскоре захваченные самолёты поднялись в воздух и улетели. Лётчики оказались правы: чтобы вернуться к своим, они и на ступе улетят, не только на незнакомых для них машинах. На аэродроме только две летающие машины остались – те два «Шторьха». Один из них для меня готовили, я собирался покинуть немецкий тыл, делать мне тут больше было нечего.